– Пуск всех систем.
– Есть, командир.
– Пуск двигателя.
– Есть, командир… Fuck. Пуск двигателя не прошел, мэм.
– Вижу, сэр. Стоп всем системам. Отбой стартовой готовности.
– Ach so!..
Когда холод сделался невыносимым, Светлана велела надеть скафандры. Даже без подогрева, от собственного тепла в них было намного лучше. Она ушла в каюту и попыталась уснуть, но лежать в громоздких доспехах было неудобно. Тогда она сползла на пол, но сон предал ее. Зато в голову полезли дрянные мысли.
Светлана вышла в темный коридор, слабо подсвеченный люминофоровыми указателями. Спустя несколько шагов она споткнулась о чьи-то ноги.
– Это я, – сообщил Неб. – Берегу энергию. У меня осталось немного пилюль, но этим нельзя злоупотреблять из-за риска привыкания.
– Медик есть медик, – прокомментировал из сумрака Монк. – Здоровье приговоренного превыше всего.
Он сидел на полу рядом с Небом, обхватив себя руками. В некотором отдалении, свесив голову, дремал Эрик. Монк приглашающе потеснился, и Светлана с готовностью втерлась между двумя мужчинами. Толстая ткань скафандра снимала все вопросы.
…Белый песок со следами босых ступней. Обломки мелких раковин. Темное от загара плечо. Крохотная морская звезда на ладони. Звезде не нравится чужое внимание, она хочет домой, в морскую волну…
Светлана открыла глаза. Голова была неудобно пристроена на плече Монка, ужасно затекла шея.
– …или на Майорку, – негромко говорил Монк. Заметив, что женщина проснулась, спросил: – Вы были на Майорке, Светла?
– Я была на Венере, – проворчала та, крутя головой. – А сейчас торчу в двухстах милях над какой-то дурацкой планетой.
– Два солнца, ни одно из которых не греет, – сказал Монк. – Ископаемый лед, смерзшийся песок, темное небо, холодный мир. А на Майорке тепло. Море, пляж… И вы. – Он сделал красноречивую паузу. – В купальнике.
– В свое время имела хождение занятная теория, – сказал Эрик. – Поскольку в вакууме нет сколько-нибудь серьезного движения молекул, то и теплообмен космического аппарата с внешней средой затруднен. Следовательно, сейчас мы должны были бы изнывать от жары и думать о том, как сбросить лишнее тепло.
– О дьявол, – проворчал Монк. – Я не прихватил купальные шорты.
– Они вам не понадобятся, сэр. Не все теории подтверждаются на практике.
– «Ловелл», инцидент пятилетней давности, – сказала Светлана.
– Там было другое, – возразил Монк. – Полетела система охлаждения. И ее довольно скоро починили.
– На «Свалинне», как я слышала, тоже было довольно жарко.
– Нарушение ориентации в изрядной близости к Солнцу. Они летели неуправляемо, как камень. Райнер многое мог бы вам поведать. Вы знаете, что у него температура внутри скафандра доходила до ста двадцати градусов?
– Это выше точки кипения, – сонно заметил Неб.
– Я имел в виду – по Фаренгейту, дружище, – сказал Монк.
– Да, – промолвил Эрик. – Гораздо чаще корабли остывают. По многим причинам. Как, например, наш «Гиппарх».
– Жаль, – сказал Монк. – Я знаю людей, которые неплохо смотрелись бы в купальнике.
– Дался вам мой купальник, – огрызнулась Светлана.
– Почему именно ваш? – игриво осведомился Монк.
– Вы сами сознались на пресс-конференции, что в купальнике выглядите паршиво.
– Я все слышу, – промычал Неб, не открывая глаз.
– Я тоже, – сказал Эрик. – Врожденная деликатность мешает мне в том признаться.
Светлана фыркнула.
– Еще пара сексистских реплик, и я вас обвенчаю, – предупредил Неб. – У меня дядя священник, я знаю ритуалы.
– Какого культа, старина? – спросил Монк.
– Расслабьтесь, не вуду.
…Снежные колючки в лицо, под лыжами распахивается бездна, восторг под сердцем, холод в животе, несколько мгновений безумного полета, и кубарем в сугроб… Холодно… Холодно…
Кажется, она снова задремала.
– …Дорогое, бессмысленное удовольствие, – негромко вещал Эрик. – Ни у одной корпорации нет планов строительства станций в дальнем космосе.
– Не было, – поправил Монк. – За два миллиарда лет многое могло измениться.
