– Или?
– Здесь моя мысль останавливается.
– Однако, факт. Плюс три исчезнувших манипулятора.
– Факт, – согласилась Лера. – Что могло случиться со всем этим добром в вакууме? Ты же не думаешь, что кто-то возник из глубин космоса и отгрыз кусок Паутины?
– Ты о чем вообще?
– Космические пираты там или злобные пришельцы, – Лера вложила в эти слова максимум иронии. – Мы все знаем, что их тут полно. Но интересуют их не метизы, а ценные грузы, урановые стержни…
– …женщины, – подсказал я.
– Грррр! В общем, ты не находишь, что воровать метизы как-то мелко?
– Я бы даже сказал, «мещански». Кстати, Паутина вполне могла сделать это и сама.
– Сошедший с ума «великий ум»? – зловеще прошептала Лера.
– Не обязательно. Какой-нибудь сбой в управлении дронами. Программный баг.
– И маленький, беззащитный дрон переходит в режим задумчивого коллекционирования гаек и шплинтов?
– Или, например, начинает переставлять их с места на место. Я на такое насмотрелся.
«Панорама» отрапортовала о том, что инжектор «Диогена» разогрет. Я подтвердил запуск двигателей. «Диоген» полыхнул дюзами и медленно уплыл из виду.
– Не сходится, – сказала Лера после минутного размышления. – Если бы это был один дрон…
– …то график бы не рос так стремительно. И остались бы следы в логах. Хотя дрон мог быть и не один.
– Может, все-таки «великий ум» свихнулся? – предположила Лера. – И поправил логи задним числом?
– Ты заметила, что эпидемия началась незадолго до того, как у Алекса пропали спутники?
Мне почему-то представился Хэл с шуруповертом наперевес, вершащий мелкий саботаж под покровом ночи пространства.
– Угу, – сказала Лера. – Это настораживает.
– Слушай, а мы можем посмотреть такое у других заводов?
Я представил, как она пожимает плечами и рефлекторно поправляет микрофон гарнитуры.
– Так они тебе и открыли свои логи. Коммерческая тайна, бла-бла-бла.
– А по косвенным признакам? Предположим, наши таинственные любители мелких металлоизделий посетили и их тоже, тогда…
Меня прервал внешний вызов. Увидев идентификатор, я напрягся, предчувствуя неприятности. Это был Степан Павлович – он же Дядя Степа, он же – старший инженер Бублика. Дядя Степа был в мрачном настроении.
– Мы платим тебе недостаточно?!
– В смысле?
– В смысле – завтра запуск сборки Бублика. С чего ты начал подрабатывать на стороне, тем более у наземников?
– Это простая консультация. Алекс попросил…
– Попросил! – взорвался Дядя Степа. – Мне сейчас звонили юристы Хэла. Этот стервятник из «Тхонсина» облизывается на Виноградник уже полгода, желая урвать какой-нибудь кусок. Помнишь Зеркало?
Зеркало, останки которого ныне покоились в L-3, начали строить еще двадцать лет назад, но не достроили из-за урезания бюджета. Два года назад Виноградник взялся за достройку. И Зеркало разбилось.
– Этот человек заработал на нашем провале кучу денег, – продолжил Дядя Степа. – Теперь мы затеваем постройку, в которой ни ему, ни какому другому наземнику не светит ни крошки.
Мне вспомнилась реплика Алекса про планы Хэла на реактор из L-5.
– И что? – продолжал Дядя Степа. – Мой главный технарь, человек, которого я…
– Ты считаешь, я могу тебя подвести? – спросил я.
– Я считаю, что этот человек найдет любую лазейку – и не тебе тягаться с его сворой юристов. Сейчас «Тхонсин» и «Тяжпром» разрабатывают новую коммуникационную сеть – взамен разрушенной во время кризиса.
– Знаю – «Решето». Они уже год как его пилят.
– Это очень большие деньги. И они не хотят делиться с Виноградником – поэтому будут нам пакостить.
После кризиса транснациональные корпорации рассматривали космические проекты как возможность освоения бюджетов и не желали делиться ими с кем-нибудь еще. Тем более с независимым поселением вроде Виноградника.
– Что я должен делать? Разорвать контракт? – напрямик спросил я.
