– Я пытался сообразить – под какую задачу собран чужак?
– И?
– Под сбор космического мусора!
– Под сбор… чего?
– Космического мусора, – терпеливо пояснил я. – Обломки космических аппаратов после аварий, станции с орбит захоронения и так далее.
– А, ну да. Все то безобразие, что творилось до Генеральной уборки. Сколько лет назад? Хочешь сказать, что он такой… Такой франкенштейновый…
– Потому что использует найденное в пространстве – те части, которые исправны. А те, что неисправны, идут в движок как рабочее тело. Или в вакуумное литье для новых деталей.
– А метизы он ворует потому, что…
– Потому, что у него старые базы данных. Он просто не отличает мусор от не-мусора.
– А откуда он берет ядерные материалы для реактора?
– Хороший вопрос. Ты помнишь, какая именно часть Зеркала пропала?
– Да. РИТЭГи для автономных станций, реакторный блок, часть отражатель…
– Вот именно. Теперь Алекс. У него пропали спутники, так?
– Да. Со стандартными ядерными… – Лера ахнула.
– Вот именно. Стандартными – и ядерными. Подозреваю, что это только часть общей картины. Я не удивлюсь, если мы в ближайшее время узнаем, что эпидемия пропаж случилась не только на Паутине. С точки зрения чужака тут просто кладезь железа, пластика, микросхем… ядерных материалов.
– Кстати, у нас над Виноградником висит реактор для Бублика, – сообщила Лера. – И собственно реактор Виноградника тоже, как ты выразился, – кладезь. И в L-5 у «Тхонсина» есть лакомый кусочек. Да и у Паутины свой реактор.
– Такие системы должны уметь сортировать мусор, – сказал я. – Но что-то мне подсказывает, что дело не в этом.
Мы оба замолчали. Что-то мазнуло по лицу. Я забыл про полотенце, и оно летало по кабине.
– Слушай, можешь еще покопать тему Генеральной уборки? Я не застал Уборку – я тогда был на Церере, но у этого мусорного департамента должны были быть большие проекты.
– Гм. Вся информация ушла в частную собственность «Тхонсина» – угадай, в чей отдел? Боюсь, что…
– Просто просмотри новости времен Уборки. Там должен быть какой-то глобальный проект.
– Сейчас…
Поймав полотенце, я прицепил его на место рядом с решеткой вентиляции.
Лера снова заклацала клавишами. Было слышно, как она бормочет отправляемые запросы и даты – она всегда так делала, когда волновалась.
– Вот, есть. Orbital Debris Automatic Cleaner – Автоматический сборщик орбитального мусора. «…амбициозный проект НАСА», – процитировала Лера. – «Станция, построенная по принципам гибкого автоматизированного производства, но предназначенная для сбора мусора»… «Увеличение парка дронов за счет изготовления их из мусора»… – Она сделала паузу, пробегая текст до следующего абзаца. – «Утилизирует ядерные материалы из вышедших из строя и отработанных атомных систем».
– «Зеленые» были счастливы.
– Многообещающий проект, – хмыкнула Лера. – Только ее зачем-то отправили на высокие орбиты.
– Это орбиты захоронения. Геостационарные орбиты к тому времени уже хорошо почистили, а вот повыше еще было где разгуляться.
– Разгуляться им не дали, увы. Как раз об этом читаю. Когда Мусорщик прибыл на высокую орбиту захоронения, НАСА подкосило кризисом и проекту срезали финансирование. Станцию деактивировали, она превратилась в тот мусор, который должна была убирать, – мрачно сказала Лера. – Почему она включилась?
– Думаю, что они ее и не выключали. Тихий бунт, – сказал я после паузы. – Обидно, когда твое детище отключают потому, что подразделению урезали бюджет.
– Могу их понять. И все это время она работала – там, на орбите захоронения? Собирала мусор и отстраивала себя?
– Представь себе.
Мы замолчали. Где-то в шкафу у меня за спиной тихо сипела система просушки скафандра. Неслышно гудел вентилятор.
– Пришли данные от «Всевидящего ока» в L-2, – сказала Лера. – По радиодиапазонам. Мне их покрутить самой или слить тебе?
– Давай их сюда.
В присланных Лерой файлах были данные за три года. Столбики цифр: дата, время, нижняя и верхняя частоты диапазона, среднее число замеров и мощности в децибелах на каждом из «кусочков» частотного диапазона. То, что нужно.
Я собрал файлы в один и скормил их однострочнику, нарисовав гибрид тепловой карты и водопадной диаграммы. В получившемся графике ось времени
