— Ваша светлость, — говорю я и понимаю, что страшно напугала этого ледяного человека.
— Люция, опустись на пол, пожалуйста, — просит Оливия. — Так нам будет проще с тобой разговаривать.
Я смотрю себе под ноги и понимаю, что парю в воздухе ярдах в трех от пола. А как же мне опуститься, я же не…
Тут я и опускаюсь, нелепо взмахнув руками и отбивши свой тощий зад.
— Извините, — стискиваю руки я. — Я сама не знала, что такое умею. Понимаете, ваша светлость, я только несколько часов назад узнала, что моя родина находится очень далеко, в другой вселенной. Там я родилась впервые, и мое имя было Ай-Кеаль. Но потом…
…Едким желтым дымом заволокло глаза. Шерл-и ранен, его крылья обуглены. Мысленно я умоляю его не исчезать бесследно. «Прости, крошка- двуножка, — ловлю его мысль я, — когда-то ведь надо и исчезнуть». У меня больше не будет такого друга, как ты, Шерл-и, я исцелю тебя, кричу я, из глаз моих сыплются блестящие камушки слез и гремят о его золотую чешую, я не хочу быть без тебя! Будет друг, угасая, посылает мне последний импульс мой змей, и вот на месте его — пустота, и оранжево-черные небеса слушают мои бессильные проклятья.
— Там идет бесконечная война, вся та вселенная втянута в войну. Ей не предвиделось конца, и я бежала…
…Потому, что больше нет Шерл-и, потому что планеты моей вселенной схлопываются одна за другой от ударов орудий Ставленника Кластера. Я бежала потому, что струсила. Я оставила свою мать, свою сестру, свой дом. Я предательница.
Я осознала это не как Люция Веронезе, а как Ай-Кеаль, Цветок поздней осени, старшая принцесса планеты Нимб. И заплакала я как Ай-Кеаль, и мои слезы блестящими камушками сыпались у меня из глаз и стучали по каменному полу, как рассыпавшиеся бусины. Я упала на колени, словно подрубленная невидимым мечом стыда. Слез-камушков становилось все больше, и я страстно возжелала немедленного самоисчезновения. Я недостойна жить, пусть даже в этой вселенной и быть просто Люцией Веронезе! Довольно мне прятаться от суда собственной совести!
Наверное, я исчезла бы, оставив в ткани бытия пустоту, но чьи-то горячие и цепкие руки крепко обхватили меня:
— Ну-ну, — услышала я. — Не дури, Люци, или как тебя там! Даже и не надейся куда-нибудь исчезнуть, я не позволяю. Ты у меня в лучших подругах ходишь, так что изволь-ка прийти в себя!
Оливия. Вечно она все испортит. Вот зачем так крутить мне уши, я что, без этого дешевого рукоприкладства не соображу, как мне быть? Гм-м. Больно же!
— Отпусти мои уши, гоноконда! — просипела я.
— То-то же, — Оливия посмотрела на свои руки как на универсальное средство от совершения всяких глупостей. — А кто это — гоноконда?
— Зверек такой, белый и пушистый на планете Нимб…
— Ну слава небесам, врать ты не разучилась. Это радует. Вставай.
Оливия протягивала мне руку. Я ухватилась за нее, и на долю мгновения мне показалось, что это розовое крыло моего змея.
— Спасибо, Шерл-и, где бы ты ни был, — мысленно проговорила я.
И герцогу:
— Ваша светлость, в Кастелло ди ла Перла сейчас находится моя младшая сестра, взявшая себе псевдоним Беатриче Висконти. Если у вас возникли вопросы относительно меня, вам лучше будет переговорить с нею. Ко мне начала возвращаться память, но урывками, ненадолго. И от этого очень ломит все тело, суставы будто сейчас лопнут…
— Эй, ты не вздумай в кого-нибудь превратиться! — заорала на меня Оливия. — Может, воды тебе выпить?
— Выпить, — прошептала я. — Да, это хорошая мысль. Вина, да покрепче. А иначе мой мозг не справляется с присутствием в одном теле двух сознаний.
— Само собой, — Оливия позвонила в колокольчик, вызывая слугу. — Тут с одним-то сознанием не знаешь как управиться… Малый, где тебя носит?! Быстро бутылку левзейского «Черного рыцаря», лучше две…
— Ага, — поддержала я. — И оливье…
— И чтоб ведро оливье немедля. Я тоже с тобой выпью и закушу, Люци.
— Я третьим буду, — услышала я голос герцога и провалилась в беспамятство.
Однако Оливия Монтессори не была бы тою, кто она есть, если б дала мне валяться без сознания. Следующая увиденная мною картина была композиционно выстроена так.
Стол. Небольшой. За ним сидит герцог Альбино, моя сестра Ай-Серез, я (нетвердо) и Оливия, чья железная рука не дает мне потерять сознание методом регулярного тычка в бок. У меня там будет синяк. Или два. Или вообще сломанные ребра. Но я не сержусь на Оливию, ибо понимаю, что это она делает ради моего же блага. Какая она все-таки чудесная негодяйка!
— Неземная моя, пей! — приказывает Оливия, и я вижу у своих губ серебряный бокал, доверху наполненный густой рубиново-черной жидкостью. Аромат просто как от парфюмерной лавки.
— Пей до дна! — приказывает Оливия. — За обе наши вселенные!
Я осушаю бокал и понимаю, что не могу сделать вдох. Оливия бодро бьет меня по спине, я вновь дышу, и передо мной уже стоит миска оливье плюс
