— Господи, какая мразь, — пробормотала Нинель и в бешенстве от безвыходности положения сделала шаг вперед. Под ногой что-то зашуршало. Она опустила голову и увидела на полу пустой, странно знакомый пластиковый футляр. А потом непроизвольно ахнула и снова посмотрела наверх. — Яр… ох, Яр…
— …И я склонен считать, что я просто тебя застрелю… — закончил свою очередную тираду Вертун и, прицелившись, вдруг посмотрел Яру в глаза.
Увиденное на долю секунды парализовало его, и Сергей Вертун впервые за долгое время почувствовал настоящий страх. Спусковые крючки бластеров оказались вдруг жутко тугими и нажимались ужасно медленно. И пока он силился выстрелить, на него смотрело искаженное безумием лицо Яра Гриднева, в глазах которого плескалась смерть. Вертун открыл пересохший рот, чтобы что-то сказать, но в этот момент его противник взмахнул руками, и мир охватил огонь.
Потоки пламени, сорвавшиеся с ладоней Яра, слились в огненную стену, которая буквально вбила фигуру в идеально выглаженном мундире экспедиционного корпуса ордена Креста и Полумесяца в открытый люк генераторной трубы. На месте, где только что стоял развязный «сверхчеловек», валялся одинокий бластер с оплавленной рукоятью.
— Это… что было? — заплетающимся голосом спросил отец Федот.
Нинель, не глядя на него, протянула священнику пустой футляр.
— Ирканские «метательные огоньки»… этот маньяк вколол себе всю пачку…
— Яр! — крикнул Аккер. — Ты как?!
Яр в ответ попытался взмахнуть рукой и упал на колени. Его вырвало кровью. А потом он распластался на испачканном красным невидимом полу и пополз к генераторной трубе… Крики снизу доносились словно через толстую подушку с сухой травой. Ему показалось, что он снова на Ярре, ему тринадцать, и после дня тренировок, учебы и игр он медленно и осторожно пробирается в темноте к своей постели в доме кеху-ро…
…Глаза цхара блестели совсем близко. И когда у Яра не было сил ползти, он снова чувствовал на лице его шершавый язык и начинал двигаться, опять и опять. Он хотел было пошутить, что никогда особенно не верил в предсказания, а вот, похоже, сейчас одно из них сбудется. Язык ему не повиновался, но цхар все понимал…
Когда он подтянулся и перекинул правую ногу в люк, Нинель, срывая вконец охрипший голос, снова закричала:
— Яр, не надо! Слышишь. Не надо! Мы найдем способ, как запустить реактор!
Яр, казалось, немного пришел в себя, посмотрел вниз и неожиданно ясным голосом сказал:
— А я думаю, лучше нам не рисковать. Две планеты по цене одной жизни — это не так уж дорого… Две планеты… по одной цене…
Он попытался улыбнуться, перекинул вторую ногу внутрь и захлопнул за собой люк. Металлическая дверца с молекулярным сцеплением моментально превратилась в едва заметную выпуклость на трубе генератора. На невидимом полу, перечеркнутом красным извилистым следом, больше никого не было.
А потом генератор вздрогнул так, что Нинели показалось, что сейчас вся база, вся эта дерьмовая Тумала, чертов бронированный орех посреди космической пустоты просто расколется на миллион миллионов, миллиард миллиардов осколков, и мир расколется, и не будет больше ничего и никого, и так им всем и надо. И они втроем лежали на полу, вцепившись друг в друга, и просто ждали, и слышался им далекий непрерывный горестный вой.
Когда генератор затих, Аккер, Нинель и отец Федот подобрали оружие и, свалив столы и стулья в непрочную баррикаду, засели за ней и стали молча наблюдать за входом в зал.
Говорить никому не хотелось.
Двери, видимо, перекосило, и теперь они содрогались под ударами снаружи чего-то тяжелого. Наконец, правая створка чуть прогнулась, и из-за нее раздался голос капитана Андрея:
— Нинель! Аккер! Яр! Федот! Вы живы? Не стреляйте! Здесь Виктор Брюс! Тумала теперь наша!
Потом двери упали, вокруг были десантники, капитан Андрей обнимал их и говорил про контузию, а увешанная оружием Аль снова хлопала по плечу отца Федота и звала в корабельные капелланы. Потом появился обещанный генерал Брюс, совсем не погибший, а напротив — вполне себе живой, и он тоже что-то говорил и говорил.
А Нинель смотрела, как то Аккер, то отец Федот задирают голову.
И сама она нет-нет да и поглядывала наверх, туда, где в пустоте над реактором повисла неровная красная полоса.
Эпилог
