– Ты все еще хочешь убить Эрона?
Йонас ответил не сразу. Только взгляд его чуть смягчился.
– Этому меня научил Томас. Он вообще очень многому меня научил: охотиться, драться, вправлять кости и штопать раны. Ты понятия не имеешь, насколько мне не хватает его!
Клео всем сердцем ощутила боль, плескавшуюся в его темных глазах. Как-то сразу стало не важно, к какому слою общества и даже полу каждый из них принадлежал. Ведь всем одинаково больно терять любимого человека.
Прошлое было слишком болезненно, чтобы всуе тревожить память тех, кого любила и потеряла она сама. Клео решила сменить тему:
– Зачем ты нагреваешь клинок?
– Нужно прижечь рану, чтобы запереть кровь. Способ грубый, но действенный. Я своих повстанцев научил так делать в случае необходимости.
Сказав так, он отвел драгоценный кинжал от огня. Чуть помедлил – и прижал докрасна раскаленный клинок к своему плечу.
Клео чуть не выронила свечу. От жуткого шипения и едкого запаха сожженной плоти желудок поднялся к горлу.
Лоб Йонаса покрылся потом, но с губ не сорвалось ни единого звука.
– Готово, – сказал он, отняв кинжал.
– Это же сущее варварство! – вырвалось у нее.
Йонас задумчиво посмотрел на нее:
– Ты небось мало сталкивалась с трудностями?
Клео открыла рот, собираясь яростно возражать. Однако вовремя сообразила, что, если не кривить душой, в целом он прав.
– Верно. Особо не сталкивалась. До недавнего времени у меня была не жизнь, а сладкий сон. То есть я считала, что у меня полным-полно горестей и забот, но теперь понимаю, что беспокоилась о таких пустяках! И я никогда особо не задумывалась о тех, кому приходится потяжелей моего. Я знала, конечно, что не все живут во дворцах, но…
– А теперь?
А теперь принцессе Клео словно бы протерли глаза. Так что она уже не могла стоять в сторонке, глядя на чужую боль и не пытаясь хоть как-то помочь.
– Умирая, отец завещал мне: станешь королевой – постарайся править лучше, чем вышло у меня… – Последние мгновения жизни отца, угасшего у нее на руках, с мучительной ясностью встали перед умственным взором. – Все эти годы… До Пелсии было рукой подать, и мы… мы могли облегчить вашу участь. И не сделали этого.
Йонас молча смотрел на нее. Мерцающие отсветы маленького пламени выхватывали из мрака его черты.
– Вождь Базилий не принял бы помощи от короля Корвина, – проговорил он затем. – Я сам, своими глазами видел, в какой роскоши жил наш вождь, пока его народ погибал.
– Это же неправильно… – Клео отвела глаза.
– Вот тут ты чертовски права. – И Йонас поднял бровь. – Но ты-то, ты все ведь изменишь?
– Да, – ни мгновения не замешкавшись, ответила Клео. – Изменю.
– Ты очень молода. И невероятно наивна. Может, даже слишком наивна, чтобы стать королевой.
– Оскорбляешь меня, мятежник? – Ее глаза сузились.
Он рассмеялся:
– Когда мы только встретились, ты, помнится, обозвала меня дикарем. Теперь я продвинулся до чуть более почетного титула мятежника.
Он то насмехался над ней, то казался таким искренним и настоящим.
– Когда мы только познакомились, ты и был дикарем.
– Весьма спорное утверждение.
– То, что ты столько времени цепляешься за этот кинжал, заставляет меня задуматься: а многое ли на самом деле изменилось?
– Стало быть, на том и сойдемся, что ни на чем не сошлись.
Йонас натянул обратно рукав, но тесемки на груди завязывать не стал.
Клео кивнула:
– Придется.
– Заночуем здесь. – Йонас посмотрел на лиственную завесу, прятавшую вход, и на скулах выступили желваки. – Надеюсь, мои друзья сумели спастись.
– Я тоже надеюсь.
Клео в самом деле очень не хотела думать, что кто-то из молодых бунтовщиков мог погибнуть. Даже та недружелюбная девица, Лисандра. Ее сделала такой боль потерь.
