убегающий кофе.
Кофе, к слову, получился отличный, а вот насладиться им в полной мере не удалось: едва Нина пригубила напиток, как за дверью раздались шаги. Очень знакомые, очень быстрые, но при этом неожиданно тихие, как будто один полосатый енот пытался незаметно прошмыгнуть мимо кухни.
Нина немедленно выглянула в коридор и застала магоса полностью одетым и даже с сумкой через плечо — видимо, в этот раз в бездонные карманы поместилось не все.
— Ты куда это собрался? — удивилась женщина. — Просили же остаться дома.
— Гуляю, — прошипел Ракун, выразительно поглядывая в сторону кухни. Видимо, догадывался, что любопытная Хильда мигом навострила уши.
Нина понятливо кивнула, вышла в коридор и прикрыла за собой дверь. И уже тише, почти шепотом спросила:
— Так куда?
— Не могу просто сидеть на месте и ждать, чем все закончится, — не стал скрывать магос. — Если девчонка действительно у Тивасара, то надо ее вытаскивать, пока не поздно.
— Почему именно у него?
— Интуиция.
Прозвучало это как явная отговорка. Нина была уверена, что только интуицией дело не ограничивалось, но спорить не стала.
Просто спросила:
— Возьмешь меня с собой? Или снова в библиотеку отправишь?
— А если отправлю — ты сразу побежишь докладывать, что я смылся? — прозорливо уточнил Ракун. Нина пожала плечами. Вряд ли она стала бы немедленно рассказывать о сбежавшем магосе окружающим, на пару часов терпения хватило бы. Но не переубеждать же этого параноика, который так удачно сам себе придумал оправдание. — Ладно, пошли, только потом не жалуйся. И приготовься к тому, что, когда вернемся, Силь убьет нас собственноручно.
— Тебя.
— Что?
— Это ведь была твоя идея, — развела руками Нина. — А я — слабая женщина, не посмела отказать.
Каждый милит — самоуверенная скотина, и лучше всего это известно самим милитам.
Долану доводилось бывать в других мирах, и каждый раз он удивлялся, обнаруживая, какое отребье там порой занимается охраной закона и порядка. Конечно, практически всегда находились отдельные герои или даже какой-нибудь элитный отряд, приближенный к тому или иному правителю, служить в котором было честью, но это считалось скорее исключением, чем правилом.
С милитией Истока дело обстояло куда строже — для того, чтобы попасть туда, требовалось пройти сложнейший отбор. Проверяли все: физическую подготовку, интеллектуальный уровень, умение ориентироваться в стрессовых ситуациях и кучу других, на первый взгляд довольно странных и совершенно ненужных навыков. Причем выдержавшие испытание получали не работу, а лишь шанс ее обрести, потому что самое сложное ждало их впереди.
Камни.
Для обычных людей, не относящихся к древнему магическому роду, стать милитом означало получить камень. Пусть неказистый, маленький и не слишком мощный, но его силы вполне хватало, чтобы справиться с большинством арфактумов. Такие камни имели искусственное происхождение, по сути — отходы производства, но сладить с ними было не легче, чем с настоящими. И довольно часто случалось так, что новобранцы, показавшие лучший результат во время отбора, не могли пройти инициацию и сразу оказывались на уровень ниже, чем их менее талантливые, но более везучие однокашники.
Долан никогда не считался ни особо везучим, ни особо талантливым. Честный середнячок, ничем во время учебы не выделявшийся, и получение камня эту ситуацию почти не изменило. Он работал так же, как до этого учился: без взлетов и падений, стабильно и размеренно, пока однажды старательному новичку не доверили крупное дело. Действительно крупное — громкое, резонансное, межмировое, связанное с большими деньгами и влиятельными людьми. Он вгрызся в это дело с привычными энтузиазмом и обстоятельностью… и с оглушительным треском провалился.
Возможно, треск этот был воображаемым и звучал исключительно в ушах самого Долана, но следующие несколько лет его неотрывно преследовало чувство, что все вокруг этот промах помнят и только его и обсуждают. «Это тот самоуверенный придурок, который пытался копать под Тивасара», — говорили друг другу окружающие. Или молчали, но во взглядах явственно читалась насмешка.
Еще через несколько лет Долан понял, что так и должно было случиться. И что он действительно придурок. Точно такой придурок, какой требовался для этого дела — ответственный, исполнительный, вдумчивый… до безумия наивный, совершенно не понимающий, что такие преступления в принципе не раскрываются. Любое происшествие в лабораториях фонда по умолчанию считается несчастным случаем. Всегда.
А если газетчики или оппозиционеры вдруг с этим не согласны, им всегда можно отдать на растерзание молодого амбициозного парня, который действительно пытался разобраться. Со всей тщательностью пытался, носом землю рыл… но так ничего и не вырыл.
По результатам расследования никаких правонарушений не обнаружено, взорвавшиеся виноваты сами, дело закрыто. Расходимся, господа.
