рученьки выводят меня на белу светушку. Наручников не предлагают, что уже хорошо — клянусь, за всю свою жизнь я их так и не примерял ни разу. Хоть ситуации в моем времени бывали всякие, особенно в непростой юности… Но Бог как-то миловал. И на том благодарствую!
Все то же здание вокзала в стиле Дикого Запада. В последний раз я созерцал его из окна штабного поезда неполный месяц назад, в новенькой, отглаженной Маланьей форме поручика адмиралтейства. Полный надежд и будущих свершений.
Далекий шум прибоя за спиной и крики чаек немилосердно травят душу — до Золотого Рога отсюда какая-то пара сотен метров. И если бы не состав позади, можно было бы даже взглянуть на рейд… Я задираю голову, с наслаждением вдыхая соленый морской воздух полной грудью. Как там эскадра? Отремонтировали, подлатали? Заделали пробоины, выкрасили? Эх, увидеть бы обновленного красавца «Суворова»! Мой второй дом как-никак… С которым прошел немало. Впрочем, уже все в прошлом…
Перрон почти пуст, лишь вдали, на привокзальной площади, видно нескольких гуляющих. Среди прочих — одинокая дама в белом платье, с кружевным солнечным зонтиком… Внутри что-то больно сжимается.
А еще я покидал Владивосток после ночного свидания с Еленой Алексеевной. Первого нашего свидания с ней, и… И даже чуточку выше — прощальный поцелуй ее руки значил в тот момент для меня очень многое, если не сказать больше…
От мысли о Куропаткиной сердце начинает тоскливо щемить, и я едва не спотыкаюсь под нахлынувшими эмоциями.
Сознательно гоня от себя хрупкие воспоминания весь поход, стараясь не думать в Маньчжурии о первых еще, лишь начинающих нарождаться, но таких светлых чувствах, лишь в этот момент я осознаю, какая непреодолимая пропасть легла между нами. Между леди высшего света, дочерью не самого последнего в России человека — и мной. Арестованным с полублатными замашками и содранными погонами, которого конвой из трех жандармов сопровождает к ожидающим у перрона крытым пролеткам… Только бы ничего не видела, не знала!
Встречающих хоть и немного, но меня все же ждут — несколько коллег моих сопроводителей внимательно наблюдают за приближающимися нами. Церемониться, впрочем, не собираются и эти. Встречающий ротмистр, обменявшись приветствием с моим и о чем-то коротко пошептавшись, указывает на ближайшую коляску:
— Пожаловать сюда!
Цепляет больше не манера обращения. Несмотря на привычку в бытность поручиком к какому-никакому, но почтению. Ухо режет обращение как с вещью. Ибо только относительно чего-то бездушного и бестелесного можно произнести «пожаловать его туда…». Грузить фортепиано оттуда!.. Либо поставить кадку с фикусом здесь…
«Да уж, действительно далековато отсюда до встреч под душистыми акациями… С Еленой Алексеевной… — С этой невеселой мыслью я залезаю под закрытый тент, и представители жандармерии немедля плюхаются по бокам, стискивая меня меж собой. — Интересно, какие еще меня ждут сюрпризы в скором будущем?..»
Кучер щелкает кнутом, и я в последний раз бросаю взгляд на площадь. Худенькая фигурка под зонтом так и продолжает одиноко стоять, словно понуро наблюдая за происходящим. Нет, не может такого быть… Нечего ей тут делать, да и откуда ей знать? Я гоню дурацкие мысли прочь.
Немилосердная тряска под пятой точкой, неизбежный пережиток прошлого — булыжные мостовые — это адское пыточное изобретение. На всякий, очевидно, случай конвой крепко держит меня под руки, дыша в самое лицо. И если левый жандарм пахнет более-менее пристойно, то от правого конкретно несет луком и стойким вчерашним перегаром. Разумеется, в одной из крайних стадий его, жандармского, пищеварения. Хрен с ним, от меня разит не меньше наверняка. В последний раз баню я посещал, еще служа при штабе, так что…
Худо-бедно, но в расположении Владивостока я хоть с трудом, но ориентируюсь, и маршрут вполне могу отследить: едем в сторону центра города, почти все время вдоль берега. Мимо мелькают портовые конторы, затем — основательно выстроенные морские склады. Адмиральская пристань… Сквозь прорехи в строениях на пару секунд сверкает синим — вот оно, море! Не обращая внимания на жандармов, я выгибаюсь вперед, в надежде разглядеть корабли. Вот и они! Отчетливо виден характерно высокий «Ослябя» — стоит под небольшими парами, из труб курится легкий дымок. Чуть дальше — такие дорогие мне броники, но опознать не успеваю: пролетка сворачивает, оставляя родные сердцу силуэты позади. Жаль-то как…
Когда проезжаем мимо кирпичного здания гимназии, голову вновь посещают неприятные мысли. Именно сюда провожал Елену Куропаткину, будучи еще перспективным поручиком, на равных разговаривающим с генералами… Да что ж ты будешь делать-то! Я в прошлом два месяца от силы, отчего все вокруг рождает такую ностальгию?!.
«А на броненосце сейчас ужин. То есть завтрак… Макароны!..» — Мне ничего не остается, кроме как невесело шутить фразой из «Джентльменов удачи». А что прикажете делать?..
А вот, очевидно, и наша цель маячит на горизонте. Знакомое здание Морского собрания! А я ничуть и не сомневался, кстати говоря. Рядом с крыльцом припаркован автомобиль, что большая редкость тут. Ничуть не сомневаюсь, что прибывшая в нем персона — по мою, Смирнова, душу. Ну-с, поглядим!
— Тпрр-у! — натягивает поводья жандарм на козлах.
Пролетка тормозит у самого крыльца. Дежурный лейтенант на входе явно удивлен, но виду не подает, невозмутимо прохаживаясь взад-вперед. Ротмистр, что встречал меня, выскакивает из задней коляски, быстро подбегая к нему. Начиная что-то лопотать, нервно жестикулируя. Снисходительно выслушав жандарма, офицер согласно кивает, с интересом провожая меня взглядом. Наверняка не каждый день сюда привозят бывших поручиков с
