предстоящего наступления. Которого не было и в помине… Да уж, Слава. Ввязался ты…
Свернув в небольшой переулок подальше от людского шума, я забредаю в частный сектор города. Бесконечные бревенчатые избы уходят вдаль, ноги же то и дело выплясывают диковинные пируэты, стремясь избежать коровьих лепешек.
Странно. Пожалуй, самое большое впечатление от беседы, что отложилось у меня, это ее будничность. Вот прибыл человек из будущего… Ну, здорово! Теперь надо выпытать у него все, что знает, и применить это к реалиям. Приписав все заслуги себе, разумеется. Да берите, мне не жалко… Только вот… Не буду я у вас пешкой, ребята. А если и буду, то как минимум проходной.
Пройдя еще пару кварталов, я оказываюсь почти на самой окраине. Отсюда, с возвышения, хорошо виден почти весь Золотой Рог. Вот чуть курится дымок из трубы ставшего уже родным «Суворова», за ним «Бородино», «Александр III», «Орел», «Ослябя»… Дальше стоят крейсеры, начиная с «России». Из сухого, «Николаевского» дока на берегу торчат трубы «Богатыря»…
Зябко и ветрено здесь, и, поеживаясь, я глубоко засовываю руки в карманы. Что там такое? Достаю свернутую газету. Старая, пятидневной давности. Развернув, начинаю механически читать первую страницу, продираясь сквозь непривычные «еры» с «ятями»:
«Окончательно подтверждена гибель броненосца «Адмирал Ушаков» в Корейском сражении. По словам очевидцев трагедии, с прибывшего впоследствии в порт миноносца «Грозный», израненный корабль, покинув строй, перевернулся в дневной фазе боя, после чего наблюдался сильнейший взрыв. Попытка моряков с «Грозного» спасти команду не увенчалась успехом из-за атаки японцев. Спасенных с броненосца на нашей эскадре нет. Выражаем глубочайшие…» Дальше поименно перечислены все офицеры корабля, первым из которых числится Владимир Николаевич Миклухо. Почему-то без второй части знаменитой фамилии — Маклай…
Неизвестной остается лишь судьба единственного крейсера — «Адмирала Нахимова». Подняв перед боем сигнал о неисправности в машинном отделении, тот тем не менее замыкал строй отряда Небогатова большую часть сражения. Безнадежно отстав, лишь когда эскадра прибавила в скорости. Видевшие его в последний раз наблюдали большой пожар, разгорающийся на носу…
— А что, господин поручик, вы намеренно бродите по владивостокским окраинам? В гордом одиночестве? Дабы выручать жертв подвыпивших матросов? — Насмешливый голосок заставляет меня вздрогнуть. Даже не оборачиваясь, я уже знаю, кому он принадлежит.
Вот ведь… Желание съехидничать, съязвив в ответ, что неразумные жертвы сами лезут непонятно куда, исчезает само собой, как только я оглядываюсь. При этом я почему-то вновь отчаянно краснею. А оттого, что краснею, — заливаюсь еще больше. Такой вот круговорот красноты в природе… Дела.
Ловко минуя коровьи «мины», худенькая фигурка достигает наконец меня.
— Чего встали, как истукан? Господин Смирнов? — Почти детское личико выглядит крайне недовольным. Вот-вот, кажется, ехидно высунет язык.
— А… Разве мы… представлялись? — запинаясь, выдавливаю я из себя. В последний момент осознав, что ляпнул что-то не то. Поздно!
Глаза Елены Алексеевны начинают расширяться. Неожиданный заливистый смех порождает стойкое желание провалиться сквозь землю.
— Не знаю, как вы, господин Смирнов… — вновь приняв напускную серьезность, добавляет она. — Я к «преставленным» себя до сей поры не относила. — И, не давая мне времени опомниться, немедленно подытоживает: — Хотя, глядя на вашу внешность… — Девушка вдруг замолкает на полуслове. Очевидно, поняв, что сморозила глупость, коротко зыркает из-под длинных ресниц.
Ну, вот что с ней делать? У меня окончательно опускаются руки.
Наш общий смех заставляет обернуться даже пасущуюся неподалеку буренку.
— А хотите, я вам погадаю? — вдруг вновь становясь серьезной, заявляет Елена Алексеевна. — Давайте сюда ладонь. Не бойтесь… Ага! — Делая вид, что внимательно изучает ее, понижает голос до шепота: — Вячеслав… Викторович… Смирнов!.. Член… Шта-а-аба… Второй Тихоокеанской эскадры! — Большие голубые глаза, будто невзначай, загадочно хлопают несколько раз.
— И правда там все это написано? — Дурацкая улыбка, похоже, окончательно поселяется на моем лице.
— Еще ка-а-а-а-ак… — с таинственной важностью изрекает обаятельный оракул. — Кото-о-о-орый… Завтра едет на линию фронта. — Голосок вдруг делается совсем грустным.
— Это тоже там прочитали?
— Нет, узнала от отца… — отпуская мою руку, уже просто отвечает Елена Алексеевна. — Вы прикомандированы к штабу фронта по приказу генерала Линевича.
— Не зна…
— Провомдите меня до гимназии? — не дает девушка мне договорить. — У меня еще три урока и самый сложный класс! Расскажу о нем по дороге. Идемте же!
Катер отходит от пристани ровно в три, но сегодня почему-то запаздывает. От нечего делать я начинаю прогуливаться вдоль пирса, заложив руки в карманы. Зябко!
Вокруг обычная картина: на корабль возвращаются несколько матросов из увольнительной и мичман Кульнев, стоящий неподалеку с некой провожающей его дамой… Причем Кульнев что-то нежно нашептывает той на ушко, отчего та периодически краснеет… Фиг с ними, у меня здесь своя
