Когда за ней закрывается дверь, я усаживаюсь подле сестры Коры на диванчик. Я собираюсь говорить с ней на равных и не хочу, чтоб она видела во мне явившуюся с просьбой ученицу.
— Значит, мисс Эллиот и та девушка, которую вчера арестовали на площади, — сестры? — спрашивает сестра Кора.
— Наполовину. Рори — незаконнорожденная.
— И это она тогда колдовала? И позволила сестре взять вину на себя? — Густые брови Сестры Коры неодобрительно поднимаются.
— Рори пыталась выйти вперед, но я ее удержала. Если бы арестовали их обеих, ничего хорошего не вышло бы, — объясняю я. — Рори вообще нелегко жилось. У нее запойная мать, да она и сама не дура выпить. А эта безумная пророчица, Бренна Эллиот, приходится ей кузиной.
— Интересно. Возможно, мы узнаем от нее что-нибудь полезное о Бренне. — Сестра Кора останавливает на мне взгляд своих синих глаз. — Ты хотела бы отослать ее?
Я возвращаю ей взгляд и вскидываю подбородок:
— Наоборот, я считаю, что ее следует принять.
— Почему? — Пальцы Коры, унизанные почти дюжиной серебряных колец, постукивают по резному подлокотнику красного дерева. — Ты только что излагала доводы, которые свидетельствуют против того, чтобы мы ее приняли.
— Но у нас есть перед ней обязательства. Разве Сестричество существует не для того, чтоб учить ведьм, вроде Рори, контролировать свою магию? Во многом она так безрассудна потому, что не хочет быть ведьмой и не знает, как ей ужиться со своей сущностью. И потому, что она кругом чужая. Лишь с Саши она чувствовала себя в своей тарелке, — говорю я. Раньше я и сама всего этого не понимала, а вот стала объяснять и разобралась. — Мы могли бы помочь ей.
Сестра Кора встает, морщась от боли, и тянется за своей тростью.
— Это рискованно.
— Да, рискованно.
У Рори есть недостатки, но и у меня они тоже есть. И у моих сестер. Собственно говоря, Рори сделала то же самое, что и Маура, когда ту предала Елена, только у Рори аудитория оказалась помногочисленнее. Я хмурюсь, вспоминая, что творила Маура накануне моего отъезда из Чатэма: сердце ее было разбито, и она, словно ураган, разрушала все, что попадалось на ее пути. Мне бы хотелось, чтоб кто-нибудь дал моей сестре еще один шанс.
— Она говорит, что помолвлена, — продолжает сестра Кора. — Если она нарушит свое обещание, это может вызвать изрядный переполох.
Я тоже встаю, колыхнув серыми юбками.
— Брат Уинфрид будет только рад от нее избавиться. Мы можем представить все так, будто арест Саши пробудил в Рори религиозный пыл. Этому поверят, ведь Саши и Рори всегда были не разлей вода.
Кора задумчиво поджимает губы. Из-за ее спины на меня неодобрительно смотрят из золоченых рам три ныне покойных настоятельницы монастыря.
— Ты уверена, что хочешь именно этого?
Я киваю.
— Чего мы будем стоить, если из страха за собственную шкуру станем давать от ворот поворот девушкам, которые в нас отчаянно нуждаются?
Кора улыбается.
— Твое сродство к целительству, твое мнение по этому вопросу, то, как быстро ты решила послать за сестрами, несмотря на то что это может оказаться опасным для тебя, — все это говорит в твою пользу.
Она уже ковыляет к дверям, когда я останавливаю ее, чтоб кое-что уточнить:
— Я вовсе не жертвую собой, посылая за Маурой и Тэсс. Они никогда не причинят мне вреда.
Губы сестры Коры горестно изгибаются.
— Ради твоего благополучия, Кэтрин, я очень на это надеюсь. Действительно надеюсь.
Свернув с наезженной дороги, карета, трясясь, начинает подъем по ухабистой дороге к Харвудской богадельне для умалишенных преступниц. Идет то ли мокрый снег, то ли град, и по стеклу стучат крошечные льдинки. Сдвинув занавеску, я прижимаюсь лицом к запотевшему окошку и смотрю, как снаружи под грохот колес сменяются сельские пейзажи. Вот на грязном пастбище у полузамерзшего пруда лежат коровы, а вот спустя миг Роберт останавливает карету, чтоб пропустить фермера, который гонит через дорогу стадо лохматых коричневых коз. Приятно наконец-то оказаться за пределами города — вернее, было бы приятно, если бы я могла забыть о цели нашего путешествия.
В карете нас пять душ: пять широких бомбазиновых юбок, пять пар рук упрятаны в пять одинаковых черных меховых муфт, пять пар черных сапожек на пуговках упираются в бутылки с горячей водой, лежащие на холодном деревянном полу. Сейчас наша маскировка еще важнее, чем обычно.
Сестра София накидывает капюшон на свои черные кудри, и все остальные следуют ее примеру. Мы уже почти на месте, и от тревоги у меня крутит живот.
