Он вспомнил мрачную физиономию соперника — злобного, невероятно сильного и бесконечно яростного в атаке, беспощадного ко всякому, посмевшему встать на пути. Не останови его в тот скорбный день Аттила, он бы и сына родного не пожалел. Но Пророк мудр и милосерден: обреченный на заслуженную гибель, этот потерявший разум мальчишка получил шанс заслужить прощение.
Вот только отец его с той поры больше не возглавлял гвардию Несокрушимых. Но быть наместником провинции, хоть и не самой людной, поросшей бесконечными лесами, полными диких тварей и непролазных болот, — тоже высокая честь. А уж горы Великого Хребта, непроходимые для войска, так и вовсе стоят естественной неодолимой стеной, отделяя его земли от остального мира.
«Этот возьмется за оружие, непременно возьмется».
Образ ненавистного противника не выходил из головы: черная с проседью длинная борода, хищный прищур глубоких, словно вечная тьма, глаз, сжатые до мертвенной бледности губы… Жесткий поединок взглядов в тот миг, когда Аттила объявил, что вот-вот сложит бремя власти… Сомнений нет, следует ждать удара из-за подпирающих небо гор, внезапного, точно прыжок тигра.
Ко всему прочему, Шерхан не простит, что именно ему, Эргезу, Пророк отдал во власть его сына, обреченное на изгнание отродье наместника Крыши Мира.
«Я должен нанести удар первым, — холодно подумал Эргез, обтирая клинок полой ватного халата. — Не дать шанса смутьяну! Захватить тайный дворец Аттилы, место средоточия его власти. Пока шаткий мир не перерос в праведную войну, следует подготовиться. А пока…»
Он перевел взгляд на покорного своей участи гонца:
— Скачи к отцу. Пусть его люди строят надежную гать к неуязвимому посланнику небес и пусть угождают ему с радостью и покорством, как изголодавшаяся по ласкам наложница своему господину.
Нуралиев поглядел на старца и виновато склонил голову.
— Прости, Хранитель Знаний. Я вспылил. Кто-то здесь, совсем рядом, водит нас за нос, смеется в лицо, и при этом остается безнаказанным!
— Ты верно говоришь, — согласился Библиотекарь. — Но это имеет как отрицательные, так и положительные стороны.
— Положительные? Какие же?
— Человеку трудно жить в постоянном напряжении. Если он убеждается в собственной безнаказанности, то со временем теряет бдительность и начинает делать ошибки, оставаясь в полной уверенности, что поступает правильно. Наш враг, судя по всему, живет здесь уже давно, и до сего дня никто его ни в чем не заподозрил.
— И что же? Прикажешь ждать, когда он сам подставится?! У нас нет времени! — снова завелся лейтенант.
— У человека вообще нет времени. Мы погружены в него, как рыба в воду, а вовсе не властвуем над ним. Скорее оно повелевает человеком, но делает это с пугающим равнодушием. Слейся с ним воедино, позаботься о том, чтобы плыть, и не отвлекайся на измерения.
Конечно, мы не можем и не будем ждать. Но ведь и противник не имеет в запасе вечности. Он вынужден действовать быстро и не всегда осмотрительно, а значит — идти на риск. Он уже рисковал там, на стене, устраняя свидетеля. Надо бы вновь заставить неизвестного нам врага поторопиться и совершить ошибку.
— Заставить совершить ошибку? — переспросил Нуралиев. — Но каким образом? Мы представления не имеем, где притаился наш враг!
— Мы знаем, что у нас есть враг. Это уже немало.
— Пустые слова!
— Отнюдь, — не расставаясь с благожелательной улыбкой, покачал головой Библиотекарь. — Хуже всего, когда не знаешь, как человек относится к тебе. Здесь же нам кое-что доподлинно известно. Он — враг, и будет действовать как враг. А наше дело — вытащить его из защитного панциря, заставить снять маску.
— Вы знаете, как это сделать?
Библиотекарь пожал плечами:
— Я читал, как это делали прежде, а значит, сработает и теперь. Есть у тебя кто-то из бойцов, кому ты всецело доверяешь?
— Да. Хотя я готов поручиться за каждого.
— Нам понадобится всего один, причем он не должен говорить о том, что услышит, никому, даже своим ближайшим друзьям. И, напротив, обязан выбалтывать в самых людных местах то, что ему будет приказано.
— Хорошо, — кивнул лейтенант.
— Тогда передай ему то, что я тебе сейчас расскажу, а затем жду тебя с докладом у Трактирщика. Старейшины очень скоро будут там, чтобы принять решение о созыве ополчения. Ну и, понятное дело, обсудить внезапную смерть пленника.
Кассовый аппарат звякнул, объявляя самым мудрым и бывалым людям Трактира, что совет начался.
Все ждали слова Трактирщика, по старинной традиции объявляющего, что именно будут обсуждать, но и без него всякому было понятно, о чем пойдет
