Шериф, чеканя шаг, вышел из зала собрания, удовлетворенно отметив усиливающийся за спиной шум. Вновь звякнул кассовый аппарат.
— Мы обсудим это позже, когда Библиотекарь сумеет прочесть тайное послание и будет о чем говорить, — недовольно произнес председатель. — Пока же мы должны решить вопрос о созыве войска, способного противостоять халифу Эргезу. И, возможно, о призвании Лешаги, чтобы он возглавил это войско. Да, да! Вы не ослышались!
Нуралиев улыбнулся, спускаясь по лестнице. На веранде, этажом ниже, один из его бойцов с двумя темными от времени полосками поперек выцветшего погона, с удовольствием потягивая из глиняной чары привезенное с острова Чеч вино, без всякого стеснения рассказывал окружившим его зевакам:
— И вот тут он мне говорит: «Раз так, ничего мне не надо, лишь кушак мой раздобудь, а я тебе за то расскажу, где у меня бесшумный короткоствол спрятан и целых пять обойм к нему». Я сразу подумал, что дело нечистое, а потом, как лейтенант наш прямо на том кушаке письмена отыскал…
— Молчать! — рявкнул Нуралиев, гневно хмуря брови. — Ко мне, бегом марш!
Солдат вскочил, опрокидывая недопитое вино, и бросился к офицеру.
— Сдать оружие. Арест пять суток!
— Есть! — вытягиваясь, как портняжный метр, отозвался солдат. — Разрешите идти?
— Идите! — грозно рявкнул офицер, выдергивая автомат из рук подчиненного. И одними губами добавил: — «Молодец!»
Народный депутат сидел, вжавшись в деревянный стул, и лишь украдкой поглядывал на вышагивающего перед ним великана.
— Я не мог его остановить, — оправдываясь, точно набедокуривший школьник, проговорил он, — да и никто из нас не смог бы! Он вас приволок на себе, пожитки схватил и ушел. Не попрощался, слова доброго никому не сказал, а ведь не последний человек в селении был! Детей учил…
— Куда он ушел? — медленно, с расстановкой, будто забивая гвозди, поинтересовался Сохатый.
— Вам о том лучше знать, — отстраняясь и продолжая оправдываться, пробормотал народный депутат. — Это ж вы ему что-то такое сказали, что Старый Бирюк аж в лице переменился.
— Что я сказал ему? — могучий воин с грохотом опустил кулаки на столешницу и навис над представителем власти.
— Да откуда же мне о том знать?! — простонал тот, живо представляя, что будет, если этакие кувалды обрушатся на его голову. — Это ж Старый Бирюк! Он слова лишнего не скажет, а чтоб докладывать, что ему подумалось, так сроду того не бывало. Во! Думаю, может, любимчикам своим помогать ушел…
— Каким таким любимчикам?!
— Михе с Лехой, ясное дело! — отозвался глава поселкового совета, радуясь, что нашел зацепку. — Леху еще в Диком Поле Лешагой зовут, может, слышали? Он вот совсем недавно Трактир отстоял.
— Лешага, — меняясь в лице, точно вспоминая нечто давным-давно позабытое, вслед народному депутату повторил Сохатый. — А Миха, стало быть, зовется Бурым?
— О том нам не ведомо ничего, — с некоторым облегчением, но словно извиняясь, ответил народный избранник. — Знаю лишь, что наш Леха одолел большое войско, идущее из-за Срединного Хребта, какой-то Аттила его, говорят, вел. Или не он сам, а кто-то из его людей. И еще одно войско — из людей с волчьими головами…
Глава селения начал расписывать докатившиеся до этих мест слухи, стараясь не упустить важных деталей. Но великан, похоже, не слушал. Лицо его вдруг омрачилось. Он прошептал себе под нос непонятное словечко «Асима», и глаза его вспыхнули так, что собеседник в испуге вскочил со стула.
— У вас есть солдаты?
— Только стражи, — чуть заикаясь, поспешил ответить народный депутат. — Но их тоже учил Старый Бирюк.
— Это славно, — кивнул своим мыслям воин. — А в Бунке?
— Там-то конечно. Но один Ноллан знает, сколько бойцов…
— Мне нужно попасть туда, — безапелляционно заявил Сохатый. — Очень скоро вам понадобятся все солдаты. Я чувствую, как надвигается опасность.
«О, Ноллан Всевеликий, — подумал народный депутат, кивая и стараясь не показать испуга, — а мне-то казалось, что Старый Бирюк — это напасть!»
Яркие цветовые пятна скользили по куполу Эндимион-сити, переливаясь и мерцая. Город походил на музыкальную шкатулку, хотя мало кто здесь сумел бы вспомнить, что такое музыкальная шкатулка.
— Сегодня праздник! Сегодня великий праздник! — речь Эдварда Ноллана III перед населением Лунной станции ввергла город в состояние радостной эйфории, которой и близко не могло быть в день Исхода. Тогда у каждого на Земле оставались друзья, родные. Счастье выживших было безнадежно омрачено несчастьем оставшихся. То ли дело нынче! Родная планета жива! На ней остались люди! Не просто какие-то разумные или не слишком разумные
