– Проклятье, я и забыл об этом болване. Встреча с ним – единственное, что омрачит возвращение в Эль-Тассир.
– Единственное? – прищурился Нордвуд.
– О чем ты?
– Ты еще не выкинул из головы ту девчонку?
Леон смерил рыцаря недобрым взглядом:
– Я не намерен обсуждать это с тобой.
Принц ударил пятками по бокам верблюда. Нордвуд не стал догонять. Ответ Леона означал, что он все еще одержим наложницей императора. И это не нравилось охранителю принца.
Продолжался изматывающий переход через Море Зноя. Песчаные волны до самого горизонта, в какую сторону ни посмотри. Леон больше не оглядывался на дракона. Жара угнетала. Хотелось закрыть глаза, уснуть и проснуться уже в столице империи.
Четвертая ночь в Море Зноя, как и третья, поначалу ничем не отличалась от первых двух, когда караван шел на юг. Разве что теперь в нем было на три человека меньше и на одно чудовище больше. Но холод стоял такой же. Особенно мучительный после дневного пекла. И звезды были столь же ярки и близки.
Слуги развели три костра, бросая в них все больше и больше дров, что облегчало ношу верблюдов. Пляшущий в неподвижном воздухе огонь согревал, и свет его окрашивал барханы в бронзу и медь. Леон сидел у костра, закутавшись в плед, и задумчиво смотрел на пламя. Спать не хотелось: вторую половину минувшего дня он продремал в седле под палящим солнцем. Проходя мимо него, слуги кланялись, что-то бормоча себе под нос, и испуганно косились на гринвельдского посланника. После той казни слуги и рабы боялись молодого северянина. Леон старался не обращать на это внимания. Пусть себе боятся. Пусть знают, каков будущий король Гринвельда.
Он все смотрел на огонь. Было в пламени что-то магическое. Отец говорил когда-то (когда принц был настолько мал, что умещался у могучего Хлодвига на одном колене), что огонь – величайший дар богов. Огонь – это тепло в зимнюю стужу. Это пища. Огонь пожирает проказу и останавливает чуму. Огонь – это мечи. Без огня их не выковать. Это свет. Огонь – жизнь. И он сам подобен богам, которые дарят жизнь, но могут ее и отобрать. Чуть недоглядел, и дом объят пламенем. И гибнут живущие в доме люди.
– А как же вода? – спрашивал тогда маленький принц. – Она ведь может затушить огонь.
– А огонь может испарить воду, – улыбался король Хлодвиг. – Все дело в соотношении сил. Как и на войне.
Так он сидел и предавался воспоминаниям, словно пытаясь найти в них самого себя, пока не заметил, что в лагере началась какая-то суета. Поначалу он решил, что пробудился пеший дракон. Принц бросил тревожный взгляд на телегу. Однако зверь мирно спал. Тогда в чем же дело?
Торопливыми шагами к Леону приблизился Фатис Кергелен.
– Мой господин, – негромко заговорил он, – я бы советовал вам отойти от костра и укрыться в шатре или за повозкой дракона. Ночью лучники часто пускают стрелы в тех, кто у огня.
– В чем дело? – Принц быстро поднялся.
– Микриаты.
– Кто?
– Микриаты. Песчаные дикари. Я говорил о них, помните?
– Помню. И что?
– Идемте же скорее. Сейчас объясню.
Они торопливо укрылись за телегой со спящим гигантом. Принц с недоверием посмотрел на чудовище, но постарался сделать это украдкой, чтобы его страха не заметил раб.
– Взгляните, – молвил Фатис, указав на восток.
После долгого наблюдения за огнем было трудно разглядеть что-либо в ночи. Привыкнув к темноте, он все же увидел, что вдоль гребня высокого бархана, протянувшегося с севера на юг, выстроилось два десятка всадников на верблюдах.
– Это они?
– Совершенно верно, мой господин. Песчаные люди. Микриаты.
– На нападение не похоже, – проговорил Леон, медленно вынимая из ножен меч. – Разве разумно показывать себя неприятелю перед атакой?
– А разве войны ведутся иначе?
– То войны, Фатис. А нападение кочевников должно быть внезапным. Они же вместо этого встали в ряд.
Позади возник Харольд Нордвуд. Он встал рядом с принцем, держа наготове один из охотничьих арбалетов с двумя тетивами.
Взглянув мельком на охранителя, Леон заметил:
