факела глазные яблоки, казалось, сверкали постоянной злобой. Зрачки узкие, а радужка серая. Действительно, суровый народ.
Он остановился перед мордой гигантского хищника и некоторое время разглядывал. Затем обернулся к ниччару и что-то спросил. Залманарри коротко ответил и указал на Леона.
– Чего это он? – шепотом произнес принц.
– Спросил, чья рука одолела зверя, – тоже шепотом ответил Фатис.
Микриат медленно подошел к Леону, сдернув ткань, открыл нижнюю часть лица, поросшую густой и жесткой рыжей бородой. Затем взял Леона за правую руку, приблизил к себе и… плюнул в ладонь.
– Я ему сейчас рожу разобью, есть другие мнения? – зашипел принц, отдернув руку.
– Что вы! – сдерживая крик, выдохнул Фатис. – Он выказал вам величайшее уважение, поделившись водой своего тела!
– Ах так?!
Гринвельдский наследник резко схватил руку дикаря и тоже плюнул в нее. Микриат улыбнулся и, приложив оплеванную ладонь к груди, сделал поклон.
– Ответьте тем же, – прошипел Кергелен.
Леон, переборов себя, прижал плевок дикаря к сердцу и поклонился. Хотя с бо?льшим удовольствием врезал бы по бронзовой физиономии.
Микриат бросил прощальный взгляд на дракона и удалился.
– Дикарь, – прорычал негромко Леон.
– Как я говорил, мой господин, влага у них – величайшая ценность. Даже такая.
– Жаль, он на тебя не помочился, принц, – хохотнул Нордвуд. – Видать, недостаточно зауважал.
Гринвельдский наследник смерил охранителя гневным взглядом и побрел обратно к костру.
Остаток ночи он провел без сна. Утром караван двинулся в путь, и качка между горбов усыпила Леона на весь день. Он пробудился, когда они вновь оказались в небольшом городе на берегу Гибракты. Солнце заходило, и дневной зной заметно спал. На реке все так же виднелись плоские речные галеры и небольшие рыбацкие шхуны, а охотников ждала все та квадратная гостиница с бассейном во внутреннем дворике.
Леон поднялся из своей комнаты на крышу. Под шелковым навесом уже сидели Кристан и Нордвуд. Рыцарь разделывал очередной ананас, а молодой Брекенридж жаловался, что у него от этого плода уже язык болит.
Леон медленно уселся на свободное место. Кресло, сплетенное из лозы, жалобно заскрипело.
– Весь день проспал, теперь опять ночью маяться будешь? – ухмыльнулся сир Нордвуд.
– Посмотрим, – задумчиво отозвался принц, глядя на утопающий среди пальм закат.
Он будто вернулся в мир людей. Помывшись в купальне, чувствовал себя гораздо лучше. Хотя веселее ему не становилось. Тоска, посещающая по вечерам после долгого дневного сна, накладывалась на грустные мысли о Инаре.
Расколо?в большой ананас, Харольд стал выливать сок в небольшую чашу.
– Не желаешь отведать?
– А вино имеется? – устало спросил принц.
– Имеется и вино. – Охранитель протянул ему мех.
Отпив немного, Леон покосился на вечно недовольного Брекенриджа, но обратился к охранителю:
– Ты мне что-то хотел рассказать.
– Ах да. Хотел… об арбалете. – Нордвуд отложил ананас и протянул чашу с соком Кристану. – Держи. Смягчи язык.
– И что с арбалетом? – Леон еще отпил вина.
– А то, ваше высочество, что я в детстве сделал немало луков. И совсем дрянных, которые только на растопку годятся, и весьма недурственных. Зайцев из них бил близ отцовского замка. Конечно, лук да арбалет оружие не для рыцаря. Но я знаю в них толк. И в тетивах тоже.
– Не томи.
– Тетива лопнула не случайно.
Леон подался вперед.
– Что ты хочешь сказать?
– Я осмотрел ее. И заметил, что с краю, в том месте, где тетива крепится к плечу арбалета, кто-то прошелся по ней тонким лезвием. Она была надрезана почти наполовину. Край, где лопнуло, частью рваный, а частью ровнехонький. Так тетива не лопается. Тем более что она новая была.
– То есть ты считаешь, что кто-то нарочно испортил тетиву? – нахмурился Леон.
– Я скажу больше. Кто-то нарочно испортил тетиву для наследника гринвельдского престола…
Леон резко откинулся на спинку жалобно скрипнувшего кресла.
