– Был бы ты, что ли, поосторожнее в словах, жирдяй, – нахмурился Харольд. – Иначе как бы твое холеное личико не украсили синяки.
Мортигорн лишь небрежно отмахнулся.
– Послушай, Леон. Напиши отцу, что я могу закупать товары напрямую. И что мне нужны лишь корабли. Сейчас, конечно, придется раскошелиться. Зато потом расходы окупятся сторицей. Слышишь, Леон?
– Слышу, слышу, – равнодушно отозвался принц, украдкой глядя в сторону императора.
Наложниц и жен рядом не было. Значит, Инару ему сейчас не увидеть.
– Ты напишешь отцу?
– Я подумаю…
– Да что тут думать? – взвизгнул Уильям. – Я ведь во благо Гринвельда стараюсь!
– Не сомневаюсь…
Как и наследник гринвельдского престола, Брекенридж к еде не притронулся. Среди музыки, чавканья, лязга приборов и гортанных голосов чужого языка Кристану было не по себе. Он вспоминал бедолагу, которого съел пеший дракон. Вспоминал двух повешенных. Вспоминал казнь на арене Гибры. А еще он думал о своей очаровательной Никки.
Закат окрасил небо в багрянец. Прохлада украдкой проникла в жаркую страну. Только упав на постель как есть, не раздеваясь, Леон наконец понял, насколько устал. Глаза закрывались сами собой. Он лежал, повернув голову в сторону окна, и постепенно проваливался в сон. Сегодня он так и не увидел ее. Но он уже во дворце. Инара где-то рядом… Быть может, во сне он ее увидит… Сны открывают двери в миры, которые недосягаемы наяву. Там можно то, чего здесь нельзя. Там можно прикоснуться к ней…
Внезапно Леон распахнул глаза. Сон будто смыло ведром холодной воды. Он поднялся. Что, если Инара будет ждать его сегодня там, на террасе? Она ведь знает, что ее молодой лев вернулся. Не может не знать.
Леон мерил шагами покои, пока солнце не зашло окончательно и не зажглись звезды. Это ведь их с Инарой время. И их звезды. Ноги сами подняли его на верхнюю площадку башни, где все так же стояло чучело лучника.
Однако ночь эта наступила и звезды эти зажглись, похоже, для одного Леона. Инара не вышла на террасу. И в ее окнах было темно. Не горели свечи и не развевались в тусклом свете белые занавеси. Принц вглядывался в эти окна до рези в глазах. Желание прокричать ее имя сводило с ума. Когда наступил рассвет, из покрасневших глаз потекли слезы. Он так и не увидел Инару…
Сир Харольд Нордвуд сидел на скамейке, в тени матерчатого навеса, около пальмы, под которой они полюбили упражняться. Раскидистая пальмовая крона скрывала сражавшихся гринвельдцев от дворцовых окон и от стражников на стене.
Рыцарь был один. Он угрюмо чертил острием учебного биргана по красному гравию. Понятно было, отчего не пришел Уильям Мортигорн. Наверняка обхаживал местных купцов. Понятно было, почему нет Кристана Брекенриджа. Он с наложницей Никки, чьи ладони еще не зажили. Но вот где Леон? Он приходил на упражнения вовремя и всегда злился, если кто-то опоздает. Минул уже второй час, а его высочества все нет. Велико было искушение пойти в его покои и выяснить. Но Леон очень не любил, когда к нему являлись без спроса. Быть может, он наверстывал все то время, что был лишен ласк Шатисы? Быть может, они сейчас, изможденные, нежились в постели?
Краем глаза Харольд заметил, что кто-то приближается. Фатис Кергелен. Под мышкой опять какая-то книга. В руках большая плетеная корзина, из которой торчит бутыль в оплетке.
– Доброго вам утра, господин, – сладко по обыкновению улыбнулся евнух. Он уселся на скамейку рядом, поставив между собой и гринвельдцем корзину. – Здесь легкое вино. Инжир и сладкий виноград без косточек. А на дне очищенный фундук. Угощайтесь.
– Благодарю, – задумчиво кивнул Нордвуд, однако к угощению не притронулся.
– Отчего вы сегодня в гордом одиночестве?
– Сам гадаю.
Харольд был не в духе, и евнух заметил это. Решив не беспокоить рыцаря далее, он раскрыл книгу и взялся за чтение.
– Что читаешь? – спросил через некоторое время рыцарь, взяв все же из корзины один инжирный плод.
– Старинный эпос о юном пастухе.
– Разве может быть эпос о пастухе? – фыркнул Харольд.
– Это история о человеке, мой господин. А человек может быть кем угодно. Пастухом, рабом, царем или воином. Важны не чины человека или его происхождение, но дороги, которыми он ступает. Чувства, что его окрыляют или тяготят.
– И что же тяготит этого пастуха?
– Лев распугал стадо овец. Юноша смог прогнать льва…
