— Мне все равно, Нелл, лишь бы мы вернулись домой.
Брендан устал от всей этой болтовни. Он подбежал к окну и силой дернул за ручку, но вместо привычного вида на мост Золотые Ворота, он увидел нечто невероятное и обомлел.
В тот же момент кто-то схватил Корделию за ногу: Элеонора показывала пальцем на что-то у входа в гостиную.
— Л… Ле…
— Ребята? Я думаю, мы находимся в… — оторвался от изучения мира за окном Брендан.
Но ему не надо было даже заканчивать фразу. Корделия вдруг поняла, шум какой толпы это был.
Прямо перед ней у дверей гостиной стоял сопящий и фырчащий огромный лев.
— О мой… — пробормотала Корделия.
— Как он сюда попал?! — завопил ошеломленный Уилл.
— Прячьтесь! — закричала Элеонора.
Корделия схватила сестру в охапку и побежала к дивану. Но Брендана сейчас заботил даже не лев и не вопли его сестер, которым вторил Уилл. Мальчик мог думать только о том, что увидел в окне.
Он смотрел на римский Колизей.
Прямо из центра арены.
30
Колизей имел великолепный, величественный, грандиозный вид. В его каменных нишах сидели тысячи людей. Он был похож на бейсбольный стадион Сан-Франциско, только очень древний и более красивый. На самом деле, ни один стадион бы с ним не сравнился. Брендан подумал, что как раз на его месте должен был бы стоять подающий. Но все было по-настоящему. Тысячи лет ни у кого не было подобной возможности увидеть, что же происходило тогда, когда в Колизее кипела жизнь, а Брендан сейчас находится прямо посреди его арены.
Он всю жизнь мечтал увидеть Колизей. Ему казалось, что в мире не было построено ничего лучше. Когда разговор касается Рима, первым делом обычно вспоминают водопровод, избирательное право и смерть Юлия Цезаря, которому нанесли множество ножевых ранений… Римляне во всем опережали свое время. Но именно о Колизее люди вспоминают чаще всего, когда говорят о Риме. В то время это было что-то вроде Суперкубка и Олимпийской деревни.
Брендан разглядывал на трибунах мужчин в белоснежных тогах, некоторые одежды сияли такой белизной, что на них было больно смотреть, на других виднелись красные полосы. Несколько человек в пурпурных, расшитых золотом тогах сидели ближе всех к арене. На трибунах не было женщин, они ютились на самом верхнем ярусе, Брендан увидел, что некоторые из них носили нечто похожее на одеяние Статуи Свободы.
Люди стояли и кричали во всю глотку, указывая в сторону Дома Кристоффов.
Два оленя были загнаны копьями к одному краю арены, но воины уже не обращали на них никакого внимания. Животные, воспользовавшись этим моментом, ускакали. Разинув рты от удивления, воины глазели на Брендана.
Взгляд Брендана выхватил мужчину, который сидел на возвышении, отделенном от арены парапетом, там, где находилась бы защитная зона Колизея. Должно быть, это император, решил Брендан.
Император, низкорослый и коренастый, был облачен в тогу ярко-пурпурного цвета с белой вставкой. Его лысую голову украшал золотой венец, на котором сияли драгоценные камни. С величавым и в то же время снисходительным видом мужчина поднялся и махнул рукой в сторону толпы, словно прогонял назойливое насекомое.
Толпа мгновенно замолчала.
«Вот это да, — подумал Брендан, — вот это могущество».
Мужчина начал говорить, хотя, разумеется, никто не слышал его слов. Он был маленькой (ну совсем крохотной) фигурой на огромной арене. Поэтому его слуга поднял огромный бронзовый конус, лежащий на трехногом сосуде. Конус использовался в качестве примитивного мегафона, усиливая голос слуги настолько, что его мог слышать весь Колизей.
— Император Оципус Первый говорит! — прокричал слуга. — Не пугайтесь этого странного здания! Этот адский дом сотворили вражеские колдуны! Но я, ваш император, смогу защитить вас. Если в доме находятся чудовища, я уничтожу их! Я пошлю туда зверя!
