Босх отвел взгляд от картины. Пожилая японка нетерпеливо махала руками школьникам, мол, пора уходить. Две девчонки и парень поднялись со скамейки и поспешили присоединиться к одноклассникам в соседнем зале. Пять минут приобщения к шедевру уже истекли.
Босх и объект его наблюдения остались на скамейке вдвоем. Их разделяло четыре фута пустого пространства. Теперь Босх осознал, что уселся он зря. Это была стратегическая ошибка. Если девушка отвлечется от картины и блокнота, она точно его заметит. А если ему придется и завтра сюда прийти, она наверняка его вспомнит.
Он не стал вставать сразу, чтобы не привлекать ее внимание. Решил подождать две минуты, а потом тихо уйти. Если что, он по-быстрому отвернется, чтобы она не увидела его лица. Пока она вроде бы не замечала его присутствия, и он продолжил рассматривать картину. Художник выбрал интересный ракурс: изобразил внутреннее пространство кафе, как бы глядя снаружи. Из сумрака ночи.
И тут она заговорила.
– Потрясающе, правда? – спросила она.
– Прошу прощения? – откликнулся Босх.
– Картина. Она потрясающая.
– Да, пожалуй.
– Кто вы?
Босх оцепенел.
– В каком смысле? – спросил он.
– Кто вы на картине? С кем вы себя ассоциируете? – поинтересовалась она. – У нас есть одинокий мужчина, пара, причем оба явно не в духе, и мужчина, работающий за стойкой. Кто из них вы?
Босх задумчиво посмотрел на картину.
– Я не знаю, – ответил он. – А вы?
– Я тот одиночка, который сидит к нам спиной, – сказала она. – Женщина, сразу видно, скучает. Разглядывает свои ногти. Мне никогда не бывает скучно. А этот, одинокий… это я.
Босх не сводил взгляд с картины.
– Да. Наверное, я тоже, – сказал он.
– Как вы думаете, о чем эта история? – спросила она.
– Чья история? Этих людей? Почему вы решили, что тут есть история?
– История есть всегда. Живопись – это рассказ. Картина называется «Полуночники»[19]. А по сути, здесь изображены ночные ястребы. Понимаете?
– Нет, если честно.
– Ну, «ночные» – это понятно. Но вы присмотритесь к лицу мужчины, который рядом с женщиной. У него нос как клюв.
Босх присмотрелся. Только сейчас он заметил, что крючковатый нос мужчины на картине действительно похож на клюв хищной птицы. И правда ястреб.
– Да, вижу, – сказал Босх.
Он улыбнулся и кивнул. Он узнал кое-что новое.
– Обратите внимание на свет, – предложила она. – Он словно идет изнутри кафе. Оно, как маяк, который привлек странников в ночи. Свет и тьма, инь и ян, все на виду.
– Я предположил бы, что вы художница, но, смотрю, вы что-то пишете, а не рисуете.
– Я не художница. Я писатель. То есть хочу стать писателем. Когда-нибудь.
Он знал, что ей двадцать три года. Слишком юная, чтобы чего-то достичь на писательском поприще.
– Вы писатель, но пришли посмотреть на картину, – сказал он.
– Я пришла за вдохновением, – призналась она. – Мне кажется, я могу написать миллион слов, глядя на эту картину. Когда у меня возникают проблемы, я прихожу сюда, чтобы их преодолеть.
– Что за проблемы?
– Когда пишешь, всегда важно знать, что будет дальше. Но иногда возникает ступор. Совершенно не знаешь, о чем писать. И тогда я прихожу сюда и смотрю вот на такие картины.
Она указала на «Полуночников» и кивнула. Проблема была решена.
Босх тоже кивнул. Ему казалось, он знает, как возникает вдохновение, как оно перетекает из одной формы в другую и как его можно направить в область, на первый взгляд совершенно не связанную с изначальным источником. Он всегда думал, что стал неплохим детективом отчасти из-за любви к саксофонной музыке, в которой разбирался и которую хорошо понимал. Он сам толком не знал почему, и вряд ли сумел бы это объяснить. Но он твердо знал,
