близко, а она подойдет, можно не сомневаться.
На другой стороне улицы, в маленьком кинотеатре на три экрана-окна, зажигается свет – горячий, слепящий, – на мгновение весь мир раскаляется добела. Потом свет остывает, и она уже там, проходит через гостиную, одетая в строгое деловое платье, прямое, темно-синее. Она исчезает в спальне, он ждет. Через пару минут она снова в гостиной, теперь – в топе без рукавов и белых джинсах. Идет в прихожую, открывает дверь и выходит из квартиры.
Он тоже выходит.
На улице – нервы напряжены, но сердцебиение нормальное, у него никогда не бывает больше восьмидесяти ударов в минуту – он мельком видит свое отражение в магазинной витрине и остается доволен. Привлекательный мужчина, это видно любому, привлекательный и успешный; его атрибуты богатства не нарочиты, но их нельзя не заметить.
Он заворачивает за угол и видит ее. Голубой топ, белые джинсы, светлые волосы блестят в бледнеющем свете летнего вечера. Она выходит из подъезда, словно на киноэкране в его личном кино: она вся видна так отчетливо, в мельчайших деталях. Он дрожит от предвкушения, в голове глухо гудит, он идет следом за ней по людной улице, заходит в ресторан, где она уже сидит одна за столиком на двоих, ресторан – подделка под французское бистро, народу не так уж и много. Он садится за соседний с ней столик, заказывает бокал мальбека и наблюдает за ней, глядя поверх меню, как будто она выступает на крошечной сцене над верхним краем листа, на сцене, которую он создал исключительно для нее.
Она заказывает белое вино, шардоне, отпивает глоток, и он замечает, что ее волосы и вино у нее в бокале – одного цвета. Она заказывает салат с анчоусами, и он дожидается, когда к нему подойдет официант, молодой человек с промасленными волосами и столь же масляным французским акцентом, кивает в ее сторону и говорит громко, чтобы она наверняка услышала:
– Мне то же самое, что у нее.
Она оборачивается к нему, он улыбается, и она улыбается в ответ. Вот и все: она на крючке, удочка – в его руках, и можно вытаскивать рыбку.
– Вы здесь в первый раз? – интересуется он.
– Что? – говорит она, отрываясь от книги. – А, нет. Не в первый.
– Стало быть, вам здесь нравится.
Она старше, чем ему представлялось. Наверное, чуть за тридцать. Приглушенный свет в ресторане смягчает ее черты, и он сомневается, даже опасается, как бы она не оказалась еще старше. Он любит, когда они младше его лет на десять, по крайней мере. Но не совсем малолетки, он ведь не какой-нибудь извращенец.
– Вы живете поблизости? – спрашивает он.
Она снова кивает. Он видит, что она присматривается к нему, настороженная, не уверенная, стоит ли вступать в разговор с мужчиной, явно старше ее, весьма привлекательным и представительным, но все равно незнакомым.
Он прекращает наматывать воображаемую леску, вернее, просто сбавляет обороты. Достает телефон, делает вид, будто проверяет почту, а сам украдкой наблюдает, как она читает книгу.
Он любит, когда они робкие, наивные и послушные, но не глупые. Только не глупые. Иначе в чем интерес? В чем прелесть?
Та, последняя, Лора или Лорен, не отличалась большим умом, но и не была полной дурой. Просто слишком доверчивая и молоденькая, чуть за двадцать. И девственница. Он был потрясен, когда узнал. Пришел в восторг. Он всегда что-то берет, но это… это был неожиданный подарок.
Когда приносят салат, он кивает и спрашивает:
– Вы сами не из Нью-Йорка, да?
– Из Салины, – говорит она. – Вы, наверное, и не слышали.
– Штат Канзас, – говорит он.
Она выглядит удивленной, но улыбается.
– Ким Новак, – поясняет он. – «Головокружение».
– Прошу прощения?
– Фильм Хичкока. Ким Новак, то есть ее героиня, она из Салины.
– А-а, – протягивает она.
– Вы не видели этот фильм?
– Нет.
– Потрясающий фильм, – говорит он, размышляя о том, как Джимми Стюарт изменяет героиню Ким Новак, словно воскрешая из мертвых. Полная противоположность тому, что любит делать он сам. – Сейчас в «Кинофоруме» идет фестиваль фильмов Хичкока. Непременно сходите. Нет, лучше я вас свожу.
Она удивленно приподнимает бровь, но без недовольства.
– Прошу прощения, я не хотел быть навязчивым… Возможно, вы замужем, или у вас есть жених. Я не должен был… – Он умолкает, не договорив, и
