– Трофим Иваныч, рассказали бы чего…
– Чего же?
– Вы же воевали?
– А как же… В сорок третьем ушел добровольцем. Отец, помню, ругал меня за то, что я отказался от брони, но это было выше моих сил – отсиживаться в тылу. И я ушел на фронт.
– А дальше? – послышался голос Переверзева.
– Да как у всех… Приписали меня к 732-му стрелковому полку, бронебойщиком взвода ПТР. Знаете, что такое ПТР? Это противотанковое ружье. Штука убойнейшая, но тяжеленная. Хм. Вот как-то не вспоминаются мне героические эпизоды – не было таких. Просто какой-то бой ярче врезается в память, и все. Помню, как в Ховрино, это под Москвой, посадили нас в теплушки, прицепили паровоз, и покатил эшелон в сторону Бологого. Оттуда повернули к Великим Лукам. В семь утра, помню, послышался гул немецких бомбовозов – шли «Юнкерсы-88». Поезд остановился. Заработали зенитчики. Два «Юнкерса» загорелись и понеслись по наклонной к земле. Остальные, сбросив бомбы на мост через какую-то речку, скрылись. Не прошло и часа, как опять показались «Юнкерсы», но другие, Ю-87, мы их «лапотниками» прозывали. Опять заработала зенитка. Самолеты упорно шли на эшелон, затем ринулись в пике. Я обхватил голову руками и бросился на пол вагона. Раздался грохот, и сразу – яркий свет. Оказалось, у вагона снесло крышу. На меня полетели комья земли, щепки, камни… Наконец стихло. Пыль развеялась. Так я начал изучать вражескую авиацию…
…В начале мая эшелон остановился на безымянном разъезде. Впереди голубел Селигер, еще покрытый льдом. За ним возвышались колокольни, белели двухэтажные дома. Это был Осташков.
– Выгружайтесь! – поступила команда.
Вагоны опустели. Люди, лошади, пушки, повозки скрылись в лесу. После обеда 732-й полк выступил на марш. Иногда останавливались у болота или озера. Разувшись, шли по холодной воде, чтобы снять усталость. Через три-четыре минуты обувались и шагали дальше, пока не прибыли на позицию.
Трофим Воронин умывался в прозрачном ручье, брился на пенечке, обросшем мхом, спал на мягких пихтовых ветках. Пил березовый сок и остуженную заварку малиновых стеблей.
Весь день рыли траншеи, окапывались, и ничего не было лучше под вечер, чем набросить на усталые плечи сухой ватник и опуститься в траву рядом с землянкой, где жили повара. Тотчас появлялись два котелка – один с горячей пшенной кашей, другой с чаем. На расстеленное полотенце ложились ломтики свежего, пахучего черного хлеба, кубики сахара…
– Подкрепляйся! – сверкнул зубами Хасан Сабиров, помощник командира взвода.
Прислонив винтовку к стволу березки, Воронин вынул ложку из-за голенища сапога. Пшенка – вещь!
Было тихо, только доносился осипший голос комбата:
– …Оборудовать командный и наблюдательный пункты, основные и запасные. Подготовить щели. Окопаться. Полная маскировка. Закодировать карты, переговорные таблицы и таблицы радиосигналов. Открытые разговоры запрещаю. И еще. Побольше перебросьте «свеклы», «фасоли», «гороха» и немного «керосина». Высылаю десять человек…
Трофим Воронин был бойцом бывалым и знал, что перечисленные овощи и топливо суть противотанковые и противопехотные гранаты, патроны и бутылки с горючей жидкостью КС. За ночь группа старшины Аношко совершила два рейса и пополнила запас боеприпасов, плюс хлеба на два дня, концентратов, сахара и махорки.
Воронин сыто зевнул. Эх, храпануть бы сейчас минуток шестьсот…
Неожиданно по небу разнесся гул – это из-за леса выплыл самолет-разведчик «Фокке-вульф». Его называли «рамой».
Наглый «фока» выведывал, что у русских на переднем крае. Воронин глядел навстречу немецкому летуну, шептал неудобопроизносимые выражения и не заметил, как подошел командир батальона.
– Любуемся? – в голосе комбата звучала ирония. – Второй день глаз отвести не можешь от этой «рамы», а она летает себе да летает. Хоть бы попугал ее, что ли.
– Это можно, товарищ майор…
– Так за чем же дело стало?
– Думаю, товарищ майор, где достать колесо с осью. Да не одно…
Комбат уловил мысль рядового.
– А если к утру колеса будут – подобьешь?
– Попробую.
Не прошло и двух часов, как к землянке Воронина поднесли колеса да оси от повозок – бойцы хозвзвода постарались.
– Эй, братцы-бронебойщики! – кликнул Трофим своих. Взвод ПТР принялся за дело – солдаты до ночи возились с колесами и осями, прилаживая четыре противотанковых ружья, прикрывая «зенитки» плащ-палатками и ветками.
