стандартного, как у римских легионеров – шеренги темных после дождя палаток – маленьких шатровых, больших многосекционных, длинных прямоугольных с плоскими крышами.
В центре лагеря – линейка машин и прицепов-салонов: темно-зеленых, со скользкими лесенками у дверей. Ритмично рычал дизель-генератор, над ним горела привязанная к шесту лампочка, высвечивая в темноте круг. У маленького костерка грелись дизельщики, истопники пилили дрова, кололи снарядные ящики. Маячил у штабной палатки часовой. Завывая, проехала водовозка, торопясь к палаточным пунктам питания.
Уже высыпали первые звезды и светили колюче с небес. На гребнях холмов просматривались силуэты боевых машин сторожевого охранения, а вдали еле угадывался пильчатый горный хребет.
Переверзев прошел к палатке почти на ощупь, споткнулся о столбик. Забрякала крышка привязанного рукомойника.
Откинув в тамбуре один за другим три брезентовых полога, Александр пролез внутрь и зажмурился от яркого света. У центрального столба палатки, под лампочкой, прикрытой вместо абажура газетой, брился сержант Михнов.
– Здоров, Искандер Зулькарнайн![18] – воскликнул он. – Располагайся! Я тебе теплое место забил!
– Спасибо, Махно! – обрадовался Переверзев. – Замерз как цуцик!
– Горы… – объяснил Михнов.
Попыхивала пламенем самодельная печка «Поларис», в ее ребристой трубе свистел налетавший с хребта ветер. Провыл и затих движок «уазика», хлопнула дверца, часовой спросил у приехавшего пароль…
И приход товарищей со столовки, и отбой Переверзев пропустил – заснул. Спал до самого подъема. Кто-то уже, не дожидаясь побудки, позвякивал рукомойником, проскрипел сапогами по гравию сигналист, беря на трубе негромкие пробные ноты.
– Встава-ать пора-а… – громко раззевался Михнов. – Эй, господа рядовые! Вскочили и бегом одеваться!
Переверзев оделся первым, умылся из рукомойника, ломая тонкий ледок.
Сумрак быстро редел, и зубцы окрестных гор излучали красное сияние, пряча за каменными спинами встававшее солнце. Из походной кухни выгружали зеленые термосы с завтраком. Чертя концами лопастей световой круг, пролетел вертолет, подсвеченный красным и зеленым бортовыми огнями, сделал заход.
– Явно по наши души! – пронаблюдал посадку Михнов. И оказался прав.
– Выходим в рейд! – сообщил Мамедов. – Пошурудим у «духов» по тылам. На место нас подкинут «вертушки», там уже пересядем на «броню»…
Переверзев, спеша и давясь, поглотил завтрак, нацепил тяжелый бронежилет, а сверху еще и «лифчик»-разгрузку, и поспешил к «вертушкам».
До площадки, где стояла пара «Ми-6», опустив длинные лопасти ниже кабин, шли полем – по пружинящим мерзлым стеблям верблюжьей колючки, между огромными, раскормленными воронами, очень ленивыми и наглыми.
Вертолетная площадка была покрыта громыхавшими под ногами стальными секциями, а потом перед Александром открылись грузовые створки «вертушки».
– По местам! – скомандовал он, собирая своих подопечных: какой-никакой, а командир!
Грузовой салон «Ми-6» был велик и гулок. Высоко над головой сходились шпангоуты, за двухстворчатой дверцей с окошками, задернутыми шторками, расположились пилоты. Переверзев заглянул к «летунам» и доложил, что все в сборе.
Командир экипажа ведущего вертолета кивнул, надел и расправил черные перчатки.
– Ромашка! – прошипел в наушниках голос руководителя полетов. – Запуск группе!
– Принято…
Очень медленно пошли раскручиваться лопасти, на третьем обороте стали подрагивать и подниматься, через несколько секунд только тени от винтов замелькали, напрягая воздух гулом и рокотом.
– Контрольная!
Вертолет оторвался от земли, повисел на малой высоте, снова опустился, рванул вперед по стальным секциям.
Кабина будто нырнула вниз – взлет.
– В стороночку отойди, – попросил командир ведомого.
– Добре. Отошел, – отозвался тот.
«Вертушка» повернула к горам. Те, что глыбились впереди, казались цементными, а стелившиеся понизу – коричнево-красными. Узкие кривые ущелья были скрыты сумраком, залитые солнцем вершины отливали розоватой белизной, изломы горных пород отдавали желтым, коричневым, багровым.
Ведущий тяжело поднялся и попер в гору – движки еле тянули в редком воздухе. На заснеженном, продутом ветрами перевале скопились две БРДМ и полдесятка БМП[19], а сразу за горой клубился молочный кисель – туча.
– Садимся!
Сдувая камешки и снег, «вертушка» присела, выпуская на холод солдат.
– По машинам!
