Лишь теперь люди поняли все и вновь застонали на поляне Матери Листвени, навзрыд заплакали на горе жрецов.
– Матушка! – не выдержал Болот. – Илинэ!
Он их уже не видел. Орто стремительно сужалась в глазах. Мир стал маленьким, размером с Илинэ. Болот забыл о том, что на левый кулак его намотаны волосы Странника, а в правом исходит тоскующим жаром меч-Человек. Воин заставил себя стоять не шевелясь. Только растрепанные вихры над головой колыхались победным огнем.
Сбылось пророчество последнего на Посвящении испытания. Гулкой дробью забилось сердце… или предки застучали ножнами в щиты? Руки вспомнили доверчивую легкость Илинэ. Болот успел подумать, что будет помнить свой нежный мир до последнего мига жизни… который уже наступил.
Словно треснутое наполовину корявое полено в очаге, горел синим пламенем демон. Смрадом жженых нечистот и падали несло от него. В древних, выбеленных стужей ненависти глазах пылали красные угли. Из ушей и носа брызгали голубые и алые искры, из раззявленного рта выбивался прерывистый вой. Куски кожи скручивались лохматыми ремнями, когти свивались пламенными стружками. Истекая черным ядом, аспид слился с червями и гадами и разлился кипящей лужей.
…На ослабшие руки старого отца падала, проваливаясь в темень, Модун. Она не увидела, как вымахнул к небу чудовищный костер. Не услышала взрыва ужасающей силы, который снизу доверху потряс дымный воздух долины. Не ощутила под ногами трепета истомленной земли. Вместо всего этого Модун почувствовала, что оперенье стрелы из сыновнего колчана ярко вспыхнуло. Но падение в черную пропасть беспамятства не дало осмыслить, где загорелась стрела – на северо-восточной балке родной юрты или в ее истерзанном сердце.
Толщи лилового марева на горе внезапно расступились и начали делиться на поперечные слои. Одна за другой вставали и раздвигались перед Илинэ, струясь огненным светом, стены не проливающейся воды. В воздухе выстроился восьмигранный коридор. Восьмую пластину воссоздала седьмая, седьмую – шестая, шестую – пятая… Возник громадный Сата!
В лучистых гранях показалась долина Элен. Повторилась издалека и вблизи, сверху и снизу, сзади и спереди. Взорам предстали аймаки, горные гряды, леса, речки и озера; небо, тучи и замершие в поцелуе звезды; речные скалы, Большая Река и левый берег Эрги-Эн; Матерь Листвень и чаша-поляна с множеством множеств людей и зверей; гора жрецов, сам огненный коридор и девушка в сияющем нимбе.
Большое и малое обозначилось вкупе и розно, озаряясь высоким огнем объединенного духа. Великий лес восставал из ростка, росток – из Великого леса, Большая Река катилась из капли, а из Большой Реки вытекала капля. Из сущего рождалась любовь и сущее из любви. Благодаря ей, для нее, во имя ее жил мир людей и цвела зеленая Орто. Ни в одной грани Сата не было желтого колоба. Волшебный камень не отражал ничего злого из-за присущего ему свойства увеличивать чувства того, в чьих руках он находился…
Но дьявольский колоб никуда не исчез! Он продолжал висеть в небе, источая желчь и пагубные лучи. В нем шипела мучительная ненависть, бурлили преступные страсти и пузырилась пена греха. Клокотало лихо, содеянное людьми против Божьего и святого, живого и сущего. Смердело коварство, что питает немыслимые в человеке прихоти и пороки. Булькали лукавые соблазны, которые помогают демонам искушать, чтобы, искушая, искушать снова… Овеществленное зло гноилось и пучилось алчными порами. С хищным нетерпением взбухало оно в ожидании взрыва.
Едкая охристая капля брызнула у ног Илинэ. В земле разъело дымящуюся ямку. Девушка отшатнулась и едва не выронила волшебный камень. Айана и Олджуна подставили под ее руки свои ладони! Огненный коридор заполнился людьми. В их легкие хлынул чистый воздух. Солнечный ток крови побежал по сердечным венам к рукам, сложенным одной просторной горстью, и над головами взметнулись к небу лучи-поводья!
– Домм-ини-домм! Домм-ини! – хрустальными голосами запел Сата.
Коридор развернулся ярким хороводом и двинулся слева направо. Солнечный осуохай помчался быстрее… быстрее… еще быстрее, и перед Илинэ распахнулась Вселенная! Какая же она была величественная – ни кёсами, ни ночлегами не измерить! А тем паче человеческими глазами, зрящими не дальше полета стрелы…
Дрожа всеми мышцами, жилками в россыпи прозрачных звуков, оттенков, запахов, воздушная плоть насыщалась горним духом. Илинэ ощущала свою связь с каждой творящей и рождающей частицей мира. Была каплей росы и морем, песчинкой и сушей поднебесья, пядью и простором Земли, мигом и вечностью… Видела толпы людей и всякого в них человека, детей в стариках и мудрость в детях, крылья на плечах у многих, и во всех – почти во всех… небесный огонь! Немеркнущий огнь – изначальный свет, горящий в душах, как солнце в боках глиняных чаш.
– Домм-ини-домм! Домм-ини! – звенел волшебный камень.
Желтый колоб затрясся, будто шмат жирного студня, и со страшным воем-свистом ринулся вниз…
Необъятное зло неслось чудовищным торосом, средоточием запредельного холода вымороженной адской тверди, махиной раскаленного пекла, промозглым куском Жабын – вывернутого закрая Преисподней, где в плотоядных бочагах тлеют кости черных шаманов. Зло казалось несокрушимым и соперничало размером с Орто! Гнилостные полыньи извергали волны тлетворного смрада, мороза и зноя.
Навстречу выплеснулись из ущелий ослепшие шквалы, влача за собою алые ручьи кипящего грунта. Над землей завертелся взболтанный бесовской мутовкой пунцовый пепел. Горячие земные соки, точно молоко из треснувшего горшка, потекли из скважин. Красный пар курился из них…
Дрогнув вместе с сумрачной, исхлестанной ураганами Орто, в четырех ее сторонах и четырех между ними все живое подняло к небу глаза и увидело в облаках девушку в сияющем ореоле. Безграничной верой взмыло навстречу посланнице света неугасимое пламя любящих душ. Яростно затрепетали над
