Илинэ солнечные поводья! Из Сата вырвался мощный поток лучей, заряженный вселенским огнем. Бело-золотой костер вознесся выше самых высоких утесов, выше Каменного Пальца, и ворвался в рыхлую громаду, нависшую над землей больной темно-желтой тучей.
– Домм-ини-домм! Домм-ини!..
Свет бил, как множество множеств горных ключей, освобожденных под ударами копыт небесного табуна! Свет стрелял упругими струями белопенного кумыса, настоянного на молоке крылатой кобылицы. Свет реял предвестником Новой весны в звездных крылах Смотрящего Эксэкю. Разбуженные восемь очей его метали ослепительный пламень…
Увяла, сдулась, истаяла желтушная туча! Жалкий кровянисто-смоляной сгусток, сокращаясь и крючась, пополз было к краю пешего неба – нырнуть, затаиться в бахромчатых кромках, – и взорвался, не дотянув. Запекшиеся клочья грязной слизи высохли, искрошились и сгорели в лучезарном огне без следа.
Округлый, бело-золотой, как свежевыструганная коновязь, столп света слетел из открытых врат ярусов на вершину Матери Листвени. Слился с летящими поводьями людей на восьмигранной поляне и светом Вселенной.
Взошло солнце! Оно засверкало сквозь ветви, отразилось в глазах, озарило лица улыбками.
Великое древо опоясали разноцветные сполохи, по могучему стволу заструились текучие молнии. Живые пути развернулись из свитка у корней и побежали по Кругу Земли. Жизнь, время, мечты и мысли двинулись вместе с солнцем…
– Небесный огонь! – проверещал дед Кытанах, вытянув из корзины шею, похожую на голенище заскорузлого детского торбазка. – Я вижу небесный огонь! Пусть не глазами, а головой, но вижу… – Он с изумлением поднес ладонь к лицу. – Я вижу и чувствую его тепло в руке!
В морщинистой ладошке и впрямь горел бойкий живой огонек!
– Дайте мне руки! – взголосил неугомонный старец. – Перед уходом я поделюсь с вами своим маленьким солнцем!
Отовсюду к всеобщему любимцу потянулись сложенные горстями ладони, и вскоре поляна нарядно запестрела светлячками огней.
– Сколько ни отдавай, небесного огня не убудет, – весело балагурил Кытанах, растянув в молодой улыбке рот, полнехонький новых зубов. – Этот огонь неисчерпаем. Чистая суть его щедра и бесконечна… Берите, берите, чтобы запомнить, как я всех вас любил!
Внезапно он простер вперед обе руки, будто встречая кого-то:
– Мохсогол?! Ты здесь, напарник? И дружище Билэр?.. Жена моя, ты! Совсем молодая… красивая, как березка… такой ты была век назад! Значит, вы – живы?.. Эй, куда уходите без меня? Забыли, что я теперь неходячий?!
С этими словами взволнованный, беспредельно счастливый Кытанах вывалился из корзины на руки Хозяек Круга, и дыхание его прервалось.
Домм девятого вечера
Новая весна
Под утро после спокойного дождя облачный подол распоролся, словно его зацепил острый хвост первого светца. Облака вспорхнули в верхние ярусы, оставив синее, еще звездное пешее небо любоваться весенней Орто, обнаженной в предрассветной дреме. Легкий ветер задумчиво перебирал- расчесывал измятые стебли и листья, выдувая из-под них растрепанных со сна духов Эреке-джереке, растормошенных шмелей, мошек и других жужжащих крох.
Воздух наполнило влажное матовое сияние, будто вместе с дождем на землю всю ночь источался небесный кумыс из Северной Чаши. В молочном туманце плавал мелкий жемчуг животворных рос, а навстречу ему летела золотая пыльца. Покрытая тонкой зябью земля пахла сладко, терпко и готовилась к пробуждению. Как во времена первотворенья, в благодатной почве ее, в гнездах, коконах и чревах зрели новые семена, почки, яйца, плоды, поднимали стрельчатые головки побеги, ростки и всходы…
Над аласом у озера Травянистого рассыпались трели раннего жаворонка. Гулко вздохнула, просыпаясь, Большая Река. В ее волны вглядывалась с прежнего места умиротворенная Чолбона. Усталая гора жрецов почивала в отстраненной от мира тишине глубоким сном. В пещере Скалы Удаганки со вчерашнего дня спали Илинэ, Атын, Нурговуль, Айана и Олджуна. После того, как Срединную осветило солнце, они упали на землю в изнеможении и сразу уснули. Позже воины перенесли их в пещеру…
Люди долго стояли у входа, очарованные неземной красотой волшебной кобылицы Иллэ. Ушли, оставив спящих под ее крылом.
Те, что спали, и те, что бодрствовали, не видели, как жемчужные бусинки в воздухе становятся разноцветными и в небе растет радужный мост. По верхнему рдяному ряду моста – полосе предков, – звеня копытами, ехал серо-облачный конь. Прямой и стройный, как меч, сидел в седле широкоплечий ботур. Пламенные волосы его трепал ветер, и весь он был охвачен бело-золотым огнем.
Воина видела одна Модун. Не отрывая взгляда от небесного витязя, темная и неподвижная, сидела она на берегу Диринга… который уже не был Дирингом. Костер, зажженный Болотом, спалил мусор на берегах и мшистые гнилые недра.
Озеро чудесно преобразилось. Дно его усыпал слой мелких окатышей с ягоду шикши. Они были такие же, как шикша, сизые и блестящие, но не мутные, а прозрачные на просвет и чуть отдавали красным. Может, из-за страшной жары расплавилось и выпарилось в эти окатыши железо Бесовского Котла? А может, они всегда были здесь, невидные в Диринговой грязи… Много весен спустя кузнецы наловчатся делать из них красивые украшения, и щеголихи станут говорить, что камень, названный кем-то «кровью воина», приносит удачу.