било наотмашь, хохотало вдрызг, плакало, водя тугой струнной жилкой по сердцу…
Доммы пели любовь и жизнь, которая никогда не кончится, покуда люди живут на Орто. Они пели прошлое и будущее.
Там, где горный ручей устремляется вниз,праздник Новой весны продолжался три дня.Из чоронов струился шипучий кумысв честь коня Дэсегея и духа огня.А когда, отплясав осуохая круг, третий деньв коновязь лег усталым витком,окропила долину и праздничный лугночь весенняя теплым парным молоком.Посреди Тусулгэ разгорелся костер,задымил изгоняющий бесов чабрец,и к горячему пламени руки простерникому не известный доселе певец.Был он временем бит, словно древний утес,в несусветных лохмотьях, горбат ко всему,и народ зароптал: кто такого привез?сила слова ужели подвластна ему? Убеленную голову старец поднял,слыша смех и досужую речь посторонь,и костру можжевельника ветку подал,чтобы старого друга припомнил огонь.Хладнокровно извлек из укладки хомус,и печальный вначале послышался звон,а потом звуки мира и музыка устпревратились в мотивы нетленных времен.И откликнулись ярусы гулких небес!И ударила в берег тугая волна! И взволнованным шумом наполнился лес!И на древнем утесе зажглись письмена! Не осмыслил никто, как содеялось вмиг,что торжественно затрепетали сердца — будто горное эхо забило в табык,прославляя великий джогур пришлеца! Олонхо началось, и застыла толпа,а неистовый голос летал в небесах,и содрогнулась твердь мирового столпа,узнавая бродящего во временах! Песни страстной внимала святая Орто —колыбель всех племен и народа саха,старец пел о крылатых поводьях, о том,что, увы, не спасают они от греха.Пел, как трижды он сгинул и трижды воскрес,как из жизни и смерти сказанье творил,и вставало туманной стеною окрестнаселенье давно позабытых могил.Словно низки окрашенных радугой бус,олонхо колыхалось в теченье ветров.Подпевал незнакомцу волшебный хомус —слава предков слагалась из звуков и слов!Песнь была о сраженье извечном в мирах,о победе добра и таящемся зле,и о счастье великом – в любых временахчеловеком быть на восьмикрайней Земле! Пел пришелец о боге-загадке Дилге,о скрещении судеб, а также мечей,пел он в замершем времени на Тусулгэдевять сказов – казалось, что девять ночей!..И никто не заметил, как вдруг за спинойв светлом платье, пошитом из дымки и сна,тихо женщина встала с седой головой,но с лицом, словно юная дева- весна.– Ты забыл о любви, мой прекрасный боец,ведь она оказалась главнее всего! – Ты права, – устыдился смущенный певец,и любовь отразилась в улыбке его.Молча женщина старца в туман увела,лишь востока кайма начала розоветь,не однажды терялся – такие дела,искушенный джогуром не может не петь… Пробуждался вокруг очарованный люд,потрясенья не в силах пока превозмочь:въяве ль пел тут взаправдашний олонхосутили доммы шептала волшебная ночь?..Хорсун вышел к краю горы. Перед ним расстилалась родная долина Элен – трудолюбивая, мастеровая землица Великого леса, семечко на груди Вселенной. А в очарованных глазах все еще стояло видение, захлестнувшее душу болезненно острым восторгом.
Там, на окрыленной песнью поляне, Хорсун увидел Илинэ и Атына. Сплетя руки, закрыв глаза, они покачивались в каком-то трепетном забытьи, отрешенные от всего. Айана сидела на валуне, обняв колени. Дьоллох пел, стоя у скалы…
Время извне продолжало перемещаться по кругу. Любой его миг был связан с остальными, но бесконечное движение бытия мягко обтекало этих четверых, словно боясь разбудить. Время щадило их дивный сон – предчувствие, предощущение, предвосхищение чего-то великого, необъятно прекрасного, присущего юности в высшей точке счастья.
А над поляной, осиянная утренним светом, возвышалась Скала Удаганки. Вчерашние вихри вырубили и убрали с нее все лишнее, складчатое, слоистое, обтесали и выгладили огрубелый камень. Древний лик исчез… Вместо него светло и открыто улыбнулось навстречу Хорсуну новое, юное лицо скалы.
Лицо его дочери.
