волшебство…
– Готово, Олджуна!
Темные очи Кэнгисы приблизились к стенке. Мягкий печальный свет лился из них.
– Скажи моей дочери – я ее любила.
– Скажу, – пообещала Айана.
Глазастый Сюр женщины застонал, заметался:
– Прыгай!
Айана успела подумать: зачем прыгать? Крылья есть – улетит… Недооценила Сордонгову злобу. Что-то тяжелое обрушилось на голову, и неба не стало. Ни неба, ни воздуха, ни крыльев. Не чувствовала крыльев Айана, кубарем катясь с холма.
Люди молотили палками, кидали камнями в латы Котла, дубасили заостренными бревнами, и все попусту. Непробиваемы были стены.
В железном чреве шла другая бесплодная борьба. Болот и Соннук тщетно ломились во внутреннюю, также безответную дверь передней домовины.
Дэллик яростными шагами мерил узкий отсек, заставленный приборами. Голос перестал подчиняться демону – из глотки вместо слов вырывалось полное злости и разочарования змеиное шипение. Мастерски продуманная игра ломалась. Двойник Атына показал свою ничтожную человечью сущность – сумел устранить малыша с вороной и помог смыться девчонке. Зерцало воспроизвело вчерашний бой. От армии Гельдияра остались два-три жалких отряда, а бесславное имя полководца растаяло в вечных сумерках. Странно, что столь желанное поражение вражеских войск прошло незамеченным для эленцев.
Есть ли способ надавить на кузнеца-шамана? Дэллик вынужден был признать, что не знает такого способа. Атын подозрительно медлил. Заявил, будто ему надо перепроверить работу генератора, дабы исключить малейшую оплошность. А тут еще начал сдавать недужный мозг Нурговуля. Тонгот теперь управлял движущими устройствами Котла гораздо хуже, чем на первых порах.
Мысль о проигрыше выводила Дэллика из себя, но мысль о том, что кому-то всегда удается надуть его, приводила в бешенство. Его, великого обольстителя, ангела обмана и лжи! А ведь казалось, что с мужчинами можно договориться в любом отрезке времени. Они более приземлены и менее эмоциональны. Мужчины обязаны Страннику – он творил с ними историю человеческого мира. Сколько было сражений и сколько еще грядет!
На самом деле есть только два противоборства – между ним и любовью. В каком бы обличье любовь ни явилась на свет, она приходит, чтобы противостоять ему. Omnia vincit amor[4]… Потому что она – Истинное Имя того, кого он ненавидел с тех пор, как низвергся с повелителем и падшей ратью. Эта ненависть была так сильна, что ради исполнения своих замыслов демон был готов умереть. В конце концов, он много пожил. Многие знания – многая… Да, он, пожалуй, хотел бы пасть жертвой – с условием, что в мирах не останется любви. Той настоящей любви, которую не удалось извратить.
Странник глянул на часы. В горшке времени начало вариться последнее перед звездным столкновением мясо. Кинув на монитор перед Нурговулем лоскуток ровдуги, отрезанный накануне от платья девчонки, велел:
– Включи блок взятия следа.
От внимания не укрылось, что тонгот переглянулся с мальчишкой. В глазах Атына мелькнула неприязнь. Демон скрежетнул клыками. А он-то доверял невежественному шаману! Он до последнего полагался на мужчин, их жажду завоеваний, хотел доверить этим кретинам реорганизацию их жалкой земельки!.. Что ж, пусть ждут чуда, другой надежды у них нет.
Путаясь и повторяясь, Нурговуль подсоединил аппарат-бионику к питанию и вложил ровдужный лоскуток между заряженными пеленгаторами. Фокус прибора зарядился на информосомы Илинэ. С нажатием пусковой рукояти Котел выпростал наружу усы-следопыты.
Дэллик откинул крышки стереоскопического объектива: послушные щупальца старательно обшаривали землю. В инфракрасном спектре было пусто – перепуганные людишки успели порскнуть врассыпную.
Тонгот тронул кнопку подачи корма на животе-бочонке железного великана, подключенного к двигателю. Великан замигал лампочками, рапортуя: Небыть готова к карбюрации, эжектор для выхода пара на старте. Самодвига рванулась вперед – щупальца взяли след.
В глазах стоял дурманный багровый туман. Айана судорожно глотнула кипящий воздух. Опаленные легкие будто иглами пришило к изнанке груди. Но прошло тягучее запредельное мгновение, и легкие вдохнули еще… еще, раздирая грудь… и задышали.
Воздуха было много. Как если бы горло сохло целую седмицу и кто-то влил в него чорон свежего кумыса. Он даже представился на миг, этот сладко- кислый прохладный кумыс с кудрявой шапкой шипучей пены. Багровая мгла посветлела, возвращая закрытым глазам ярко-красный дневной мир, пронизанный рыжими сполохами. В ушах больно стрельнуло, и бедную голову едва не разнес водопад хлынувших извне звуков.
Когда звуковая путаница рассеялась, стало тепло и тесно. Близкий стук чьего-то сердца толкнулся в грудь. Айана услышала голос, который узнала бы из всех голосов, какие только существуют на Орто:
– Все это – ты, все это – я, любовь моя…
Чтобы слышать желанный голос бесконечно, Айана, пожалуй, согласилась бы сразиться с самострелом во второй раз. И даже в третий.
– Песнь от заката до утра, речей застенчивых искус…
