вторично во время какого-нибудь стресса…»
Атын помертвел. Свет матового луча словно молоком прыснул в лицо прижатому к скале багалыку, и глаза его возгорелись кровавым огнем. Оскаленный рот разразился ревом пробужденных первобытных пещер. Лось тоже не стал молчать. Перепуганное эхо отшвырнуло от себя страшные звуки, превращенные ступенчатой горной грядой в громовые раскаты.
Скупая заминка помогла Хорсуну прыгнуть с копьем. Прыжок был выше лосиной холки и быстрее толчка Сюра в запястье. Быку не удалось украсить рога телом двуногого. Трудно поверить, но наконечник копья вошел в проломленный звериный череп вместе с уздечкой насада. Зеленые огоньки глаз лося погасила вечность. Пора и здесь ей сомкнуться. Щелкнул рычажок, вернулось настоящее время.
…А «здешний» Хорсун пропал с тропы! Атын готов был биться головой о стену: что вышло не так, как и куда он девал багалыка?! Глянул на стрелки в солнечном круге вечности, висящем на стене, и обнаружил, что израсходовал на преломленье времени седьмую долю драгоценных мгновений варки мяса. Поздно искать Хорсуна.
Из-за двери показалось чумазое лицо Нурговуля.
– Ну что, починил наблюдатели? А я неисправность в двигателе нашел.
– Не болтай! – заорал Странник за переборкой. – Ремонтируй!
Смекалистые руки тонгота что-то качнули, дернули с хряском и скрежетом. Котел колыхнулся, чихнул и взрокотал с прерывистым визгом. Втянулись и засвистали от нехватки воздуха перемычки между домовинами. Завозились зубчатые ступни, сверля каменную твердь. Самодвига стронулась с места.
…После того как мерцательный круг рассыпался над лосем и звездная пыль поглотила его, исчез с тропы и Хорсун. Олджуне хотелось остаться под приступкой, но заставила себя встать. Обежала ближний березняк, спустилась вниз по ручью. Где багалык, вернее, теперь старейшина, как успел скрыться?.. Не нашла Хорсуна, зато в леске под горой посчастливилось найти чью-то лошадь.
Никого Олджуна не увидела ни по дороге в заставу, ни в Двенадцатистолбовой. Только в воинском дворе вспомнила, беспамятная, что застава переехала на северную окраину. Туда скакать? Покуда медлила, лошадка задрала хвост и была такова. Женщина не успела сорваться за нею: из-за дома показался стреноженный Аргыс.
Она обрадовалась скакуну Хорсуна почти как ему самому. Похлопала гнедого по хребту: родной, хороший… Боевой конь, приученный выносить с поля боя раненых воинов… Отчего-то именно эта мысль пришла. Не совсем, оказалось, потеряла смекалку: в голове мгновенно созрело единственно верное решение.
Аргыс смотрел понятливо и беспокойно. Отвердевшая берестяная перевязь на подстреленной голени крепко держала ногу, он уже почти не хромал.
– Хорсун потерялся, – сказала Олджуна, прилаживая седло. – Там, на горе жрецов, много чего случилось. Вдруг и с ним тоже…
Услышав имя, в котором для него светило солнце, умный гнедко взволнованно всхрапнул и взрыл землю копытом. Провожая на заре ненаглядного хозяина, он чувствовал – солнечный человек смятен и страшно устал. В преданном лошадином сердце, как в пасмурном воздухе, с утра собиралась глухая тревога.
Конь тихо заржал и благодарно коснулся щеки женщины мягкими губами. Его любовь к другу-хозяину была щедрой. Словно широкий алас с весенней травой, она охватывала всех, кто любил хозяина. Придирчивый Аргыс раньше не особенно доверял приемной дочери Хорсуна, лишь теперь допустил ее на свой ласковый луг. Олджуна это оценила.
По неведомому наитию конь пустился в сторону Диринга.
Домм шестого вечера
Черной крови черные псы
Илинэ погладила лоб предводительницы табуна небесных удаганок и заменила сверкающее око Иллэ подобранным на тропе сердоликовым окатышем. Волшебный камень, ласкаясь, прокатился по ладони и начал медленно вращаться слева направо. По сравнению со всей бедой радость снова видеть Сата была меньше рыбьей чешуйки, но блеска ее хватило, чтобы согреть зябнущую в страхе душу Илинэ.
– Ты – красивая, – запел гранник призрачными голосами, слитыми в один подобно тому, как солнечные лучи сливаются в столп света.
– Ты – Илинэ, что значит «любовь». Ты – река, что течет вперед, к счастью…
По стенам пещеры побежали веселые блики. В лучистых гранях затанцевал хоровод игрушечных двойников Илинэ в белых праздничных одеждах. Первое отражение улыбалось, второе лукаво подмигивало; третье хохотало, его колокольчиковый смех доносился отдельно, нисколько не мешая песне камня; четвертое…
Чудесный осуохай перестал кружиться. Крохотные нарядные девушки заметались и прыснули кто куда. Сата затуманился.
– Опасность чуешь, – горестно прошептала Илинэ. – Демон давно охотится за тобой. А мне нужно исхитриться передать тебя Атыну. Как – не знаю, зачем – тоже не знаю. Думаю, для спасения Орто… Котел скоро выследит, куда я ушла. Времени осталось мало.
Камень молчал. Прижав его к груди, девушка с тоской вгляделась в поднятый за валуном вихрь. Точно листья с осенней березы, миг облетал за мигом с зябкого ожидания. Человеческое время на Орто движется только вперед. Плетется ли лениво, бежит или мчится, собирая на лету крохи рассеянных мгновений, знает одно: вперед – илин, илин!
