Священник на секунду задумался, но, видимо, счел за лучшее не отказывать в просьбе будущей королеве Испании.
– Крипта там, – сказал он и направился по боковому нефу к центру собора.
Два агента гвардии неотступно шли следом.
– Не скрою, – говорил Бенья. – У меня были большие сомнения, стоит ли принимать деньги от воинствующего атеиста. Но его просьба выставить на всеобщее обозрение любимый его матушкой рисунок Блейка показалась мне вполне невинной. К тому же на рисунке изображен Бог.
Лэнгдону показалось, что он ослышался.
– Эдмонд попросил раскрыть книгу на изображении
Бенья кивнул.
– Я чувствовал, что он болен и, возможно, хочет по-своему загладить свою вину перед тем, кого всю жизнь поносил и оскорблял. – Священник сделал паузу. – Хотя после сегодняшней презентации я даже не знаю, что и думать.
Лэнгдон попытался представить, какое из бесчисленных изображений божеств, сделанных Блейком, выбрал Эдмонд.
Они оказались в центральном нефе, и у Лэнгдона возникло чувство, будто он в этом храме впервые. Он много раз бывал здесь на разных этапах сооружения собора, но всегда днем, когда каталонское солнце через витражные окна заливало все вокруг разноцветным сиянием. И взгляд невольно устремлялся вверх, и только вверх – к невесомым парящим сводам.
Вместо залитых солнцем «деревьев» – сумрачные полночные заросли. Кругом только мрак, тени, а бороздчатые колонны смыкаются наверху в зловещий свод.
– Внимательно смотрите под ноги, – попросил священник, – мы экономим на чем только можно.
Лэнгдон знал, что освещение огромных европейских церквей стоит очень дорого, и все же светильников здесь было на удивление мало – почти ничего не видно.
Они повернули налево, и Лэнгдон увидел впереди приподнятую платформу, а на ней – алтарь, выполненный в форме ультрасовременного минималистического столика, по бокам которого мерцали пучки органных труб. На пятиметровой высоте над алтарем разместился необъятный балдахин – подвесной тканевый потолок, «надалтарная сень» – символ почтения и благоговения, примерно такие же церемониальные «покровы» когда-то укрепляли на шестах, чтобы обеспечить королям тень.
Подобные балдахины давно стали составной частью архитектурного облика храмов, но в соборе Святого Семейства предпочли ткань в виде огромного зонта, парящего в воздухе над алтарем. К зонту, словно к куполу парашюта, проволочными стропами был подвешен распятый на кресте Иисус.
Бенья вел их куда-то дальше в сгущающийся мрак, и вскоре Лэнгдон уже почти ничего не видел. Диас, достав тонкий фонарик-карандаш, подсвечивал вымощенный плиткой пол. На подходе к крипте Лэнгдон различил сбоку огромный цилиндр, поднимающийся вдоль стены на несколько десятков метров.
Винтовая лестница собора вошла в список «20 самых опасных лестниц мира» по версии журнала «Нэшнл джиографик» и заняла в нем третье место, уступив лишь опасным ступеням храма Ангкор-Ват в Камбодже и покрытым мхом камням на склоне скалы у водопада Котел Дьявола в Эквадоре.
Лэнгдон посмотрел на первые ступеньки лестницы, которая, ввинчиваясь вверх, исчезала в темноте.
– Вход в крипту дальше, – сказал Бенья, проходя мимо лестницы к темному своду слева от алтаря. Они подошли ближе, и Лэнгдон различил слабое золотое сияние – казалось, оно льется снизу через отверстие в полу.
Они стояли на верхней площадке изящной, плавно изогнутой лестницы.
– Господа, – обратилась Амбра к своим телохранителям. – Вы остаетесь здесь. Мы скоро вернемся.
Фонсека был явно недоволен, но подчинился без слов.
Амбра, отец Бенья и Лэнгдон начали спуск вниз, к свету.
Агент Диас вздохнул с облегчением, когда троица исчезла из виду. Его все больше беспокоило растущее напряжение между Амброй Видаль и агентом Фонсекой.
Диас до сих пор ломал голову над причинами ареста Гарзы. Странно, но Фонсека не хотел объяснять, кто именно отдал приказ о заключении их шефа под стражу и кто выдумал историю о похищении Амбры.
– Ситуация сложная, – уклончиво отвечал Фонсека. – И в твоих же интересах поменьше знать.