Происхождение

пытался представить, что именно они увидят в книге. Но этого точно не ожидал.

«Ветхий днями»[102], мысленно проговорил Лэнгдон, пытаясь рассмотреть в темноте знаменитую гравюру Блейка, датированную 1794 годом.

Лэнгдона удивило, что отец Бенья назвал эту иллюстрацию «изображением Бога». На первый взгляд это действительно Бог христиан – седобородый иссохший старец, восседающий на облаках и способный дотянуться с небес до земли. Но если бы отец Бенья изучил вопрос немного глубже, он открыл бы для себя много нового. На гравюре не христианский Бог, а созданное воображением Блейка божество по имени Уризен. Гигантским циркулем он измеряет небеса, отдавая дань уважения научным законам Вселенной. Гравюра настолько футуристическая для своего времени, что столетия спустя знаменитый физик и атеист Стивен Хокинг вынес именно ее на обложку антологии «Бог создал целые числа». Вечного демиурга Блейка можно увидеть и над главным входом в Рокфеллеровский центр в Нью-Йорке – древний геометр, по обеим сторонам которого расположены две другие фигуры, смотрит вниз с барельефа в стиле ар-деко под названием «Мудрость, свет и звук».

Лэнгдон, глядя на книгу, пытался понять, почему Эдмонд принял столь странное решение – поместить ее здесь. Неужели это месть? Нечто вроде пощечины христианской церкви?

Война Эдмонда с религией никогда не заканчивалась, думал Лэнгдон, рассматривая Уризена. Богатство давало Эдмонду возможность делать все, что он пожелает, – даже демонстрировать «богохульные» произведения искусства в святая святых католического собора.

Злость и гнев, размышлял Лэнгдон. Возможно, все объясняется очень просто. Справедливо или нет, но Эдмонд всегда винил церковь в смерти матери.

– Конечно, я прекрасно знаю, – сказал отец Бенья, – что тут изображен вовсе не христианский Бог.

Лэнгдон удивленно взглянул на старого настоятеля:

– Правда?

– Да, Эдмонд сказал об этом прямо. Хотя мог бы не говорить – я хорошо знаком с идеями Уильяма Блейка.

– И вы все равно выставили книгу?

– Профессор, – прошептал священник с легкой улыбкой. – Это же Саграда Фамилия. В этих стенах Гауди объединил Бога, науку и природу. Тема этой картины для нас не нова. – Его глаза загадочно блеснули. – Не все из братии мыслят так же свободно, как я, но вы ведь понимаете: для всех нас христианство по-прежнему находится в развитии. – Он еле заметно улыбнулся и кивнул в сторону книги. – Конечно, я признателен, что сеньор Кирш согласился не выставлять свою именную карточку рядом с книгой. Учитывая его репутацию, я вряд ли смог бы объяснить это собратьям, особенно после сегодняшней трансляции. – Бенья замолчал, его лицо помрачнело. – Я правильно понимаю, гравюра – не то, что вы искали?

– Правильно. Мы ищем стихотворную строку Блейка.

– Тигр, тигр, жгучий страх, ты горишь в ночных лесах?[103] – предположил отец Бенья.

Лэнгдон улыбнулся, впечатленный тем, что Бенья знает наизусть первую строку одного из самых знаменитых стихотворений Блейка. Хотя эти шесть строф тоже несут в себе религиозный смысл: автор задается вопросом, мог ли один и тот же Бог создать и страшного тигра, и невинного агнца.

– Отец Бенья. – Амбра, склонившись над витриной, внимательно рассматривала открытую книгу. – У вас, случайно, нет телефона или фонарика?

– К сожалению, нет. А если позаимствовать светильник из усыпальницы Антонио?

– Пожалуйста, если возможно, – попросила Амбра. – Это бы очень помогло.

Как только Бенья ушел, она повернулась к Лэнгдону и взволнованно зашептала:

– Роберт! Эдмонд выбрал страницу сто шестьдесят три вовсе не из-за гравюры!

– Что вы имеете в виду? – На странице сто шестьдесят три ничего другого нет.

– Это для отвода глаз.

– Вы меня совсем запутали. – Лэнгдон с озадаченным видом изучал иллюстрацию.

– Эдмонд выбрал страницу сто шестьдесят три, потому что ее просто невозможно раскрыть, не раскрыв предыдущей страницы – сто шестьдесят два!

Лэнгдон перевел взгляд на лист, предшествующий гравюре с Уризеном. В полутьме он почти ничего не мог различить, кроме разве что каких-то слов, написанных мелко, от руки. Вернулся Бенья, передал Амбре светильник, и она поднесла его к витрине. Мягкий свет разлился над раскрытой книгой, и у Лэнгдона перехватило дыхание.

Да, на предыдущей странице видны слова – написанные от руки, как и во всех оригинальных изданиях Блейка. Текст окружали виньетки, рисунки, разные фигурки. Но самое важное, что слова в центре листа складывались в стройные стихотворные строки.

Наверху в главном нефе собора агент Диас расхаживал в темноте, недоумевая, куда подевался его напарник.

Фонсека уже должен был вернуться.

Телефон в кармане начал вибрировать, и Диас решил, что это, конечно же, звонит напарник. Но, взглянув на экран мобильного, прочитал имя, которое