самого Бэткома? Как долго Теган продержится под страшным действием ядовитых чар? Я думала и об Алоизиусе, отчаянно надеясь, что он добрался к хозяйке. Вдруг ему удастся разжечь в ней хоть крошечную искорку воспоминаний… Невозможность немедленно броситься к Теган меня изводила, но я должна была сперва устроить госпиталь, оставив за собой право приходить в этот дом и уходить из него. Только так я смогу хоть кому-нибудь помочь. Полковник, по крайней мере, увидел во мне полезную связь с местной мельницей, так что я скоро наверняка смогу переговорить с Эразмусом. И мы вдвоем придумаем новый план спасения Теган. Действовать придется быстро.
Остаток дня и добрую часть ночи я провела с капитаном и тремя рядовыми, которым поручили помочь мне с полевым госпиталем. Оказалось, что к полку был приставлен сведущий в медицине человек, – хотя никто не называл его врачом, – но его убило пушечным выстрелом, когда он ухаживал за ранеными. Его жена трудилась рядом и тоже погибла, так что солдатам оставалось лишь перевязывать друг друга. Чудо, что столько из них выжило.
В обеденном зале мы решили сделать проходную приемную для самых простых случаев. В главной гостиной – разместить тех, кому необходима постель. Меня поразило их количество. Из восьмисот человек, собравшихся на землях Бэтком-холла, почти треть нуждалась в лечении мелких травм или легких заболеваний, начиная от воспаленных мозолей и заканчивая лишаем; около сотни страдали от зубной боли; сорок три были ходячими ранеными, однако зачастую с нагноением и неумело вправленными переломами; а еще двадцать пять – лежачими, и они проходили через все муки ада, пока их таскали с места на место в повозках и телегах. Я быстро сообразила, что эта армия стояла на коленях, в переносном смысле и, в большинстве случаев, даже в прямом. Силы как роялистов, так и парламентариев ради пропитания грабили любые фермы и деревни на своем пути, и все же я повсюду видела признаки истощения – атрофия мышц, нездоровый цвет кожи, запавшие глаза. Невозможно представить, как они ухитрялись воевать.
– Госпожа Кармайкл, разве не нужно закрыть окна от сквозняков? – спросил капитан Андерсон.
Для Элизабет Хоксмит, жившей в двадцать первом веке, вопрос показался бы смехотворным. Однако в семнадцатом столетии люди боялись злых ветров и холодного воздуха, считая, что для больного человека нет ничего страшнее. В главной гостиной было некое преимущество – свет проникал через четыре огромных, от пола до потолка, окна, однако они не так просто открывались. Я настояла, чтобы их широко распахнули и зафиксировали – больным необходимо как можно больше кислорода.
– Не беспокойтесь, капитан, – сказала я ему. – Ночь стоит теплая, а у нас здесь столько душ собралось, и всем хочется дышать. Не будем же мы лишать их этой возможности. Лучше раздобудьте еще горячей воды и чистых бинтов.
– Еще?
Капитан никак не мог понять, почему я настаивала на такой чистоте, ведь он даже и не подозревал о бактериях или сепсисе. Откуда ему было знать? А передо мной стояла сложная задача – применять современные знания так, чтобы никто ничего не заподозрил. Я понимала, что можно спасти человеку жизнь, если просто-напросто хорошо очистить рану и заменить перевязку стерильной. Однако, если привлечь к этому излишнее внимание, мои целительские способности поставят под сомнение. Последуют вопросы, и люди будут требовать ответов. А так как я не сумею объяснить свои действия доступно для нынешних времен, то есть большая опасность, что успешное лечение примут за чародейство, а меня – за ведьму, и я наверняка отправлюсь на виселицу вместе с Уильямом.
– Чистота и забота о ранах успокаивает людей, – произнесла я, чем заработала столь испепеляющий взгляд, что чуть не рассмеялась. Такой звук был бы неуместен, ведь мои подопечные испытывали немало мучений. Более того, семь самых тяжелых больных скончались еще до того, как я успела начать лечение. Еще один настолько сильно истекал кровью, что мои юбки насквозь ею пропитались, пока мы наконец не остановили ее поток. Рану на ноге неумело заштопали, вот она и раскрылась, пока солдата переносили. Ему повезло, что он пережил ночь. Раз за разом мне приходилось напоминать себе, что я буду делать все, что в моих силах, но не стану обманывать время. Нельзя. Если у меня чего-то нет, значит, придется обойтись. Все это напоминало то, как я работала на фронте во Фландрии, во время Первой мировой войны. Там тоже постоянно не хватало медикаментов, и люди невероятно мучились. В конце концов, я устала смотреть, как храбрые солдаты гибнут или терпят агонию, и начала помогать им заклинаниями. О, как чудесно ощущать поток магии, что перетекает из моих вен к раненым солдатам! Спасительный. Подпитывающий. Исцеляющий. Опасность заключалась в том, что магия могла привлечь Гидеона; впрочем, он и так узнал, где меня найти. Поэтому беспокоиться приходилось лишь о том, чтобы люди не заклеймили меня как ведьму.
В два часа ночи я расслышала за спиной тихие шаги. Повернувшись, я увидела Мэри-Энн.
– Госпожа Кармайкл, я для вас приберегла, – промолвила она, протягивая мне миску супа.
Мэри-Энн казалась изможденной, но я чувствовала, что на самом деле она сильная и решительная женщина. Насколько же ей было больно, когда в кухню вломились чужаки, когда они разграбили ее драгоценные запасы, когда ей самой пришлось служить вражеской армии, которая разоряла страну и убивала дорогих ей людей. И все же Мэри-Энн потрудилась вспомнить и обо мне.
– Вы очень добры. У меня две перевязки, а потом…
– Прошу прощения, если вы не будете есть, вам начнет нездоровиться. Думаю, сэр Уильям не допустил бы подобного. – Мэри-Энн сунула миску мне в руки.
– Спасибо, – тихо отозвалась я, буквально падая на ближайший стул. – Скажите, они позволили вам что-нибудь отнести сэру Уильяму?
Мэри-Энн покачала головой, вытирая лоб тыльной стороной ладони.
