– А… Стёпик?..
– Вот тот и впрямь дурень.
– Ну почему вы так Стёпика не любите? Он хороший. Ну, запутался было немножко, но понял же всё…[13] Но я сейчас не об этом. Он-то в курсе, что скоро папой станет?
– Откель ему знать, бестолковому?.. Ладно, ладно, не стану его боле гнобить, хошь ума в ём и впрямь не палата. Тока давай-ка, девонька, поперву тобой займемся. Ложися и лежи тихохонько, не шолохайся, покуда я дивагнозы ставить буду.
Саша легла на спину, и Матрена Ивановна, что-то неразборчиво пришептывая и приговаривая, стала гладить живот девушки, прикладывать к нему ухо, помазала его чем-то травянисто-пахучим, вновь принялась гладить, легонько надавливая то тут, то там…
Саша уже начала мерзнуть – каморка не отапливалась, а на дворе всё же стоял далеко не июль, – когда старуха, отстранившись от нее, наконец-то сказала с явно прозвучавшим в голосе облегчением:
– Вставай, одевайся.
– Так, а что у меня? – встрепенулась девушка. – Со Славиком всё нормально?
– Ну, рази што ненормально девку мужицким именем звать, а так ничо худого нету. Девка как девка. Шибко великой не вырастет, не боись. Сама родишь.
– Какая девка?! – подскочила Саша. – Что вы такое говорите? Там Славик, я же знаю!
– Енто она те сказала, што она – Славик?.. Ну, так и ты всем врала, что Сашок[14]. В мамку девка пошла, видать.
– А вы не могли ошибиться? – едва не плача, спросила девушка.
– Я ж не дура, чай, ошибаться-то, – явно обиделась старуха. – А вот ты – как есть дура. Тебе радоваться надо, што робеночек здоровый, а ты…
– Ой!.. – села на лежанке Саша. – И правда, чего это я? Может, девочка еще и лучше. Помощницей мне станет, посекретничать будет с кем… Да и Глеб, может, девочке-то еще и больше обрадуется. Вот только я же в честь папы его… ее хотела назвать. А теперь как быть? Хотя… Есть ведь прекрасное русское имя – Ярослава. Ее ведь можно будет, пока она маленькая, Славой звать?
– Да хошь горшком зови, тока в печку не ставь, – всё еще обиженным тоном проскрипела Матрена Ивановна.
– Да вы не сердитесь на меня, – обняла ее Саша, – не сердитесь, пожалуйста! Я ведь и правда дура. Ну, не всегда, но как забеременела, так что-то сразу и поглупела… А вам спасибо большое-пребольшое! Вы такая хорошая, такая славная, лучше вас и нет, наверное, никого. Ну, кроме Глеба. И Ярославы… Я бы ей ваше имя дала, но ведь даже маленькую Матрену будет странно называть Славой, правда?
– Пусти меня, скаженная! – стала вырываться из Сашиных объятий старуха. – У мя ж косточки старые, переломишь все! – А когда девушка, испугавшись, разжала руки, добавила, с трудом пряча улыбку: – Подлиза ты хитрожопая. Ишь, запела как – «хорошая, славная»!.. Ишшо «баская» скажи. Ты мужику свому енто петь будешь да тискать его.
Не успела она это проговорить, как дверь в «хибару» распахнулась, едва не слетев с петель. На пороге стоял взъерошенный, с вытаращенными глазами Глеб.
– Что?! Кто?! Почему?! – завопил он, бросаясь к Саше. – Ты уже рожаешь?!
– Да нет пока, с чего ты взял? – целомудренно прикрыла девушка ладонями груди. – Судя по твоему виду и воплям – это ты рожаешь. Нет?
– А почему ты голая? И почему тут она?!
– А почему такая паника? – передразнила мужа Саша. – Что, нельзя уже Матрене Ивановне в гости прилететь? А то, что я голая, так не с мужиком же! Может, мне жарко стало. Если честно, мне эти твои допросы очень не нравятся. Обидно прям.
– Саша! – едва не снеся потолок, взмахнул руками Глеб. – Это не шутки! Ты беременная, тебе недавно было плохо, я волнуюсь, а тут такое!
– Да какое такое-то? – нахмурилась девушка. – Ладно, если без шуток, то Матрена Ивановна прилетела, чтобы меня осмотреть. Как раз, чтобы ты не волновался. Ну, и я тоже.
– Но мне передали, что прилетели Степан с этим… дозорным. А тут патрульные и еще двое каких-то хмырей целятся из автоматов в Марусю, Степана нигде нет, тебя тоже нигде нет…
– Что?! – забыв о стеснении, подскочила Саша. – Эти паразиты целятся в Марусю? Вот я им сейчас!..
Девушка рванулась к двери, но Глеб успел ее перехватить.
– Ты оденься сначала! Осень на дворе.
– Твою ж кочерыжку! – попыталась вырваться Саша. – Про осень он вспомнил! Скажи лучше, что мужики на дворе. И они там сейчас Марусю убьют!
– Да не убьет ее никто! Это я так сказал, что целятся, для красного словца. Они просто стоят и трясутся, вцепившись в свои автоматы. Почему, кстати, здесь только Маруся? Как она Степана одного-то отпустила?
– Это не она его, а он ее отпустил – Матрену Ивановну Маруся привезла. А ты тоже паразит, как и эти… «Для красного словца!..» А что беременную женщину пугать нельзя, это уже так, мелочи, да? Вот я тебе за это теперь ничего не расскажу, ни для красного словца, ни для зеленого.
