Глава 22
Роковые слова
К Устюгу группа «диверсантов» подошла, как и было задумано, ночью. Катерина надела противогаз. Смысла в нем как в средстве защиты теперь, разумеется, не было, но так оставалась бо?льшая вероятность при встрече с патрулем сойти за свою. Хотя, если совсем уж честно, девушка надела его скорее из-за желания скрыть свои язвы. Она не представляла, что будет делать, если столкнется с Венчиком… Нет-нет, с ним она повстречаться не должна, ведь ее цель – Резиденция Деда Мороза, встреча с Пистолетцем. Иначе… Иначе Кардан убьет маму, в этом не стоит сомневаться. Правда, перед уходом, когда она выпросила у предводителя лузян пять минут на прощание с ней – на всякий случай, ведь кто знает, что будет, – мама сказала: «Делай, что должно, не думай обо мне; я всё равно уже свое отжила, а ты должна жить, а не мучиться». Что имела в виду мама под этим «делай, что должно»? То, что приказал Кардан, или то, что велит сердце? Скорее, второе, ведь мучиться она будет, если продолжит оставаться, по сути, рабыней «хозяина города монстров». Да и предав своих, более счастливой она точно не станет. Но тогда умрет мама, а разве от этого она, Катерина, не будет мучиться? Будет, да еще как! Но мама не зря намекнула, что она свое отжила. Ее и без того подкошенное радиацией здоровье в плену у Кардана еще более пошатнулось. Мама напоминала собою тень, привидение. Страшное, бородатое, с ввалившимися, окруженными чернотой глазами. Сколько ей осталось: полгода, пару месяцев, а может, недель?.. Не лучше ли будет для самой мамы, чтобы эта полужизнь-полусуществование поскорее закончилась?.. «Делай, что должно». И что же ей делать? Наверное, и правда стоит пойти к Святой, рассказать ей обо всём, предупредить… Только вот этот крючконосый лупоглазый гад всё время за ней приглядывает, будто слышит ее мысли! А ведь это из-за него она стала такой – уродливой, с облезлыми волосами… Так хочется придушить его, сдавить горло, чтобы эти птичьи глаза насовсем выскочили из орбит!
Мысли Лёхи в целом походили на Катины. Он думал о том, как предупредить Сашу и Глеба о грозящей им опасности. О других устюжанах он не думал. Он даже ловил себя на мысли, что, в общем-то, Борис был прав: жители Великого Устюга заслужили войну. За то, как насылали на них отряды карателей, убивающих за малейшую провинность; за то, что в принципе – что храмовники, что морозовцы – относились к «диким» мутантам как к грязи, не считая их за людей; наконец, за погибшую Олюшку-Заюшку… Но Саша и Глеб были хорошими. Они искренне желали «диким» добра. В общем-то, и тот парнишка, Венчик, что прилетал последний раз, тоже показался неплохим человеком. Может, были и еще хорошие? Наверняка были. А вот были ли хорошие среди тех, кто пришел с этим страшным, жестоким Карданом? Скорее всего, вряд ли. Ведь устюжане не делали им никакого зла, а они всё равно мечтают их убить.
И что теперь делать? Если он пойдет к Саше и Глебу, то Кардан убьет Варвару… Вспомнив о девушке, Лёха почувствовал внутри приятное тепло. Что же это? Неужто влюбился?.. А как же Олюшка? Хотя… Олюшки больше нет. Скорее всего, она бы и сама хотела, чтобы Лёха был счастлив. Конечно, хотела бы. Ведь Олюшка была доброй и славной. Они даже чем-то похожи с Варей. Наверное, как раз этой своей добротой, которой так мало вокруг. И если Варвару тоже убьют, то в этом будет его прямая вина. Сможет ли он пережить такое?.. Но если он не предупредит устюжан, то погибнет куда больше людей – плохих и хороших. И даже тогда неясно, что станет с Варварой. Вряд ли Кардан просто так отпустит на волю тех, кто против него. Нет, надо идти к Саше и Глебу. Они – умные, они что-нибудь придумают! Тогда никто не погибнет, кроме, может быть, самых плохих, вроде Кардана или этого Цапла, которого сам же Лёха когда-то и приютил, да и в Устюг его послал, тупица безмозглая! А теперь, вон, тот идет, оглядывается на него – как бы не сбежал. Или опасается, как бы на него не накинулся?.. А ведь придется с ним что-то делать, просто так он никого никуда не отпустит.
Непонятно еще с этой девчонкой, которая идет впереди. Она из Устюга, храмовница. Но хорошая или плохая – не ясно. Хотя Кардан ей тоже пригрозил наказанием за непослушание. Смертью матери. Значит, девушка против лузян. Если как-то ей намекнуть, что он надумал… Пусть не поможет, но хоть не мешает. И остается еще Николай из Смолинской Выставки. Парень простой, глуповатый даже. Но ведь вызвался зачем-то идти с лузянами на Устюг. Может, и впрямь только по дурости? Ведь Сашу с Глебом он тоже должен уважать, они его учили, относились, как к человеку… Надо с ним поговорить, пока Цапл и девчонка, Катерина, чуть вперед оторвались.
– Николай, – поравнявшись с выставчанином, тихо сказал, не поворачивая головы, Лёха. – Ты пошто в войско к лузянам пошел?
– Дык… это… Все пошли, вот и я пошел, – удивленно глянул на него парень.
– Ты тише говори и не крути головой, – зашипел Лёха. – Не надо, штобы Цапл слышал.
– А чо?
– А то. Слушай, ведь это плохо – людей убивать.
– У-уу! Шибко не баско.
– А ведь лузяне идут в Устюг, штоб убивать. Ты не уразумел это, што ли? И Александру убьют, и Глеба. Ишшо и тебя самого заставят это сделать.
– Я не стану! – замотал головой Николай. – Пошто мне-ка их убивать?
– Тихо ты!.. – вновь зашипел Лёха. – И коли ты никого убивать не хошь, то надо Глебу с Сашкой сказать, што лузяне идут.
– А как?..
– Вот и я пока што не знаю, как. Но коли я придумаю, то ты мне тока не мешай, ладно? А ишшо, мож, и помочь придется, Цапла как-то надо бы…
– Убить?..
– Ты ж не хошь убивать! Да и я – не шибко. Потому – отвлечь хотя бы. Кады на место придем, ты, коли я закашляю, ему молоть што-нить начни.
