расплатился за них обоих!
Макар взлетел на берег столь быстро, будто Кардан дал ему пинка. Размахивая тесаком, он бросился вслед уходящему войску:
– Стойте! Подождите меня!
Он пробежал мимо сидящей в снегу бородатой женщины, но даже не стал останавливаться, наоборот, припустил еще сильнее. Ведь он не какая-то баба, он – мужик, он – герой!
– Подождите меня! Я тоже на У-у-устюг!!!
Налетевший ветерок зашелестел листочками лежащего в сугробе блокнота. Схемы, наброски, рисунки, какие-то записи… Вот опять стало тихо. Блокнот остался распахнут там, где его в последний раз касался карандаш хозяина. На странице было всего четыре строчки:
Порыв беснующегося войска оказался настолько силен, что первые заслоны храмовников, встретившиеся лишь через полкилометра от берега, были сметены подобно соломенным куклам. Правда, они представляли собой небольшие, по три-четыре человека, разрозненные группы, успевшие добежать сюда от центра города, но зато вооруженные автоматами. Пострелять они, конечно, успели, и когда наступающий поток унесся дальше, на окровавленном снегу остались трупы не только храмовников, но и пары-тройки десятков кардановцев, или, точнее, уже авдеевцев, а если совсем уже правильно, то как бы даже степаховцев.
Чем ближе к центру, тем заслоны устюжан становились плотнее, но войско захватчиков, хоть и утратив скорость, а также всё больше редея, продолжало движение.
Защитники города не могли противостоять этой полной дикой энергии массе. Они гибли десятками, вскоре счет перевалил и за сотню. И гибли пока одни только храмовники. Пистолетец сумел убедить с полсотни морозовцев встать вместе с ними на защиту Устюга. Остальные или были категорически против того, чтобы помогать людям Святой, или, и таких было большинство, пребывали в нерешительности, чего-то выжидали. Но и тех, кто согласился сражаться, Пистолетец пока не отправлял навстречу врагу. Во-первых, у них было всего пять автоматов на всех плюс пистолет у Пистолетца (забирая его из сейфа Деда Мороза, он невольно отметил получившийся каламбур). Но у наступающих, по словам Катерины, тоже почти не было огнестрельного оружия, так что «во-первых» было так себе аргументом. А вот во-вторых… Во-вторых, Пистолетец нутром чуял, что враг дойдет досюда, до Соборного дворища, до Резиденции Деда Мороза. И, возможно, а скорее всего, даже наверняка, защитников к тому времени останется немного, и его люди ох как в этот момент пригодятся. Да и у них самих будет дополнительный стимул стать последней преградой на пути врага. Как говорится, «ни шагу назад, за спиной…» – ну, и далее по контексту.
И вот тут опьяненные смертоносным и, как уже всем им казалось, победным продвижением по Устюгу завоеватели допустили большой промах. Они стали поджигать деревянные дома. Для чего? Зачем? Смысла в этом не было совершенно никакого, скорее наоборот – им тоже стал мешать дым. Но самое главное, чего поджигатели не предвидели, да, наверное, по незнанию местных реалий и предвидеть не могли (а тот, кто, возможно, смог бы это просчитать, считал сейчас мертвым взглядом облака в небе), – что в домах на поверхности города жили мутанты, морозовцы. Это и стало последней каплей для еще сомневающихся, и заставило даже почти всех изначальных противников встать на сторону защитников города.
Не беда, что у них не было огнестрельного оружия – главным их оружием стала ненависть. С кольями, железными прутьями, а то и просто с голыми руками они поперли навстречу врагу, и чаши весов впервые за время битвы заколебались, выровнялись, но явного перевеса за устюжанами так всё еще и не получалось.
Катерина сидела за развалинами стены неподалеку от входа в Успенский собор. Пробегавший мимо взъерошенный Глеб крикнул ей, что все безоружные должны спрятаться внутри, но девушка мотнула головой и показала мутанту зажатый в руке булыжник: вот, мол, мое оружие. Прятаться она не собиралась. Ее переполняла жажда мщения – распирало изнутри так, что трудно было дышать. Катерина мечтала: вот появится из-за угла ненавистный Кардан – и она ему влепит камнем между глаз. Влепит так, что там третий глаз появится. И пусть ее потом убивают лузяне, казнят устюжане – ей уже всё равно. Потому что мамы наверняка больше нет, да и ей самой жить уродиной, без Венчика, не хочется.
Тут-то Венчик из-за угла и выпрыгнул. От неожиданности девушка чуть не залепила в него камнем.
– Эй-эй! – пригнулся парень. – Осторожней, это я. На вот, держи!
Венчик протянул Катерине автомат. В другой руке он тоже держал «калаш». От парня пахло дымом.
– Откуда это? – невольно вырвалось у Кати.
– Сбегал к горящим районам. Там много наших… убитых. Я собрал, сколько смог унести. Еще три Глебу отдал.
– Еще пойдешь?
– Нет. Эти сволочи близко уже. Будем тут отбиваться. Ты как?
– А ты не видишь, как я? Да? Не видишь?! – закричала Катерина. – Чего ты уселся тут? Пожалел уродину? Проваливай отсюда!
– Никуда я не пойду, – спокойно ответил Венчик. – Здесь место удобное, проспект хорошо просматривается, много с тобой гадов положим. И никакая ты не уродина. Для меня ты вообще лучше всех. Была и есть. И будешь.
Катерина прижалась лбом к груди парня, обняла его свободной от автомата рукой и разрыдалась. Венчик терпеливо ждал, пока успокоится любимая, не
