– Но-но! – возмутился я. – Мы не просто так пьем. У нас важный повод. Отец, объяви!
– Ну… – Он прокашлялся. – В общем так, Лиля. Мы с Марией решили пожениться.
– Правда?! – Лиля глянула на Машу.
Та кивнула и залилась краской.
– Здорово! – Лиля захлопала в ладоши. А Маша вдруг всхлипнула.
– Ты чего? – удивилась жена.
– Все так неожиданно. Вчера у меня не было даже ухажера. А сегодня – жених.
– Так и у меня, – пожала плечами Лиля. – Пришла к нему, – она ткнула в меня пальцем, – знакомой, а вышла невестой. Это у них фамильное. Как только увидят, сразу хватают.
– А чего долго думать? – прокомментировал я. – Промедлишь – убежит.
– А еще он колдун! – кивнула на меня Маша. – Сказал, что к Новому году найду свое счастье. Так и вышло. Или он у тебя пророк?
– Экстрасенс! – заявила жена. – Скоро прочтешь. Ладно, хватит плакать! Мы с тобой теперь родственники. Я для тебя сноха.
– А я тебе? – заинтересовалась Маша.
– Свекровь, – просветил я. – Мне – мачеха. Будешь хорошо себя вести, мамой назову.
– Еще чего?! – обиделась Маша. – Нашел старуху! Мамой я и без тебя стану. Мне Александр Иванович обещал.
Догадавшись, что сморозила глупость, она прикрыла ладонью рот. И покраснела.
– Ага! – злорадно проронил я.
– Иди ко мне, солнышко! – вмешался отец. – Сын совсем оборзел. Никакого уважения к старшим. Мы его накажем – лишим конфет.
Маша скользнула к нему и зарылась лицом в грудь. Отец стал гладить ее по спинке, бормоча что-то ласковое. Я смотрел на это, раскрыв глаза. Пока не получил удар локтем в бок.
– Чего уставился? – прошептала Лиля. – Доставай шампанское из холодильника! Такая новость!
И я достал…
В феврале «Юность» напечатала «Экстрасенса». И наступил ад. Даже не так – АД. В редакции прислушались к моему совету и снабдили повесть послесловием. Но ни Углов, ни Амосов на это не подписались. «Юность» обратилась к какому-то онкологу, доктору наук, и тот выдал. Какая в СССР замечательная медицина, каких великих успехов достигла советская онкология. Кого он хотел убедить? Больных в термальной стадии рака, выписанных домой умирать? Онкология в этом мире ходит в ползунках. Главной ее проблемой является даже не отсутствие нужных лекарств. Нет скрининга, эффективных методов выявления заболевания на ранней стадии, когда даже простая операция спасает жизнь.
Первый сигнал тревоги пришел от Дины Аркадьевны.
– Нас завалили письмами, – сообщила она по телефону. – Их носят мешками. Люди требуют пригласить твоего экстрасенса в СССР или позволить им выехать за границу для лечения. Многие выражают желание встретиться с автором повести. Пишут, что умирают, и единственная надежда – мы. Читать это невозможно. Что делать?
– Не знаю, – признался я.
– Письма заберешь?
– Нет, – сказал я. – Стану читать, сойду с ума. Помочь этим людям не в моей власти.
– И не в нашей, – вздохнула Дина Аркадьевна. – Ладно, Сережа, держись!
Пожелание было высказано своевременно. Письма стали приходить и ко мне. С простым адресом: «г. Минск, писателю Сергею Девойно». И они доходили! Почтальонша приносила их и звонила в дверь – в почтовый ящик конверты не вмещались. Лиля попыталась письма читать, но я запретил. Писатель Иван Шамякин в моем времени написал роман «Возьму твою боль». Боль одного человека на себя взять можно. Но тысяч людей… Крыша съедет.
Вслед письмам пошли звонки. Дозвониться до человека из другого города, не зная его номера, в СССР нетрудно. Заказываешь соединение по справке, называешь фамилию, имя и отчество абонента и ждешь. Желателен адрес, но если фамилия редкая, проблем не будет. Девойно оказалась именно такой. Более того, как выяснилось, в миллионном Минске имелся единственный абонент с этой фамилией. Естественно, я. Объяснять каждому позвонившему, что я не могу ему помочь, было невмоготу. Подумав, я отключил телефон, предупредив об этом родственников и знакомых.
Не получив ответов и не дозвонившись, люди стали приезжать. В адресном столе на Привокзальной площади узнавали, где проживает искомый писатель, и ехали по указанному адресу. Было их немного, но и этого количества нам хватило. Жить стало невозможно, работать – тем более. Мы с Лилей перебрались к отцу.
Он с Машей расписался в сельсовете – через месяц после подачи заявления. Свадьбы не было. Отец решил, что для третьего брака это чересчур, Маша не возражала. Мы заказали столик в ресторане и отпраздновали событие в тесном семейном кругу. Теперь Маша свыкалась с ролью жены. Она то ворчала на отца, то летела к нему обниматься. Батя подыгрывал: то принимал соответственно виноватый вид, то распахивал объятия. Выглядело это забавно и
