Роман «Сержант – князь» «Новый мир» опубликовал в мае. Наровчатов подстраховался и провернул две хитрые комбинации. Для начала он направил роман для одобрения в Главное политическое управление Советской армии и Военно-морского флота. Ведь в романе резвился сержант-десантник. В ГлавПУРе роман согласовали без вопросов. Главный герой вел себя в прошлом, как надлежит советскому военнослужащему и комсомольцу. В тексте это подавалось с долей иронии, но в ведомстве Епишева[27] ее не заметили. Интеллект не являлся сильной стороной политруков. После ГлавПУРа Наровчатов отдал роман в Главлит. Там было прицепились к подробному описанию тактико-технических характеристик советского оружия. Этот элемент был введен мной осознанно. В моем времени пацаны, как подростки, так и убеленные сединами, будут глотать эти куски, пуская слюни. Главлиту Наровчатов предъявил одобрение армии, и цензор увял. Военные знали, что ничего секретного в моих описаниях нет. Это оружие поставлялось на экспорт в десятки стран, и его характеристики разве что на заборах не красовались.
Еще роману предпослали предисловие. Написал его сам Рыбаков. Похвалив автора за отменное знание средневековой Руси – еще бы! по вашим книгам, Борис Александрович, учили! – он заметил, что сюжет романа – фантазия. Исправить прошлое – увлекательная идея. Однако история не знает сослагательного наклонения. «Вместе с тем такие книги полезны, – заключил Борис Александрович. – Они пробуждают у советских граждан интерес к прошлому».
Предисловие не помогло – роман вызвал споры. Слишком необычным для этого времени выглядел сюжет. Критики упрекали автора за легковесный подход. Советовали учиться у классиков: Шолохова, Алексея Николаевича Толстого, Тынянова и других. Критикам возразил Пикуль. Валентина Саввича самого за легковесность долбали. В спор вмешалась «Литературная газета». Автора романа пригласили к разговору. В беседе с критиком он выказал свое видение будущего исторической литературы. Если кратко, то звучало оно так: о прошлом нельзя писать скучно. Исторический роман должен пробуждать у читателей интерес и гордость за свою страну.
Возразить против этого было трудно, и критики увяли. Публикация в «Новом мире» и интервью в «Литературке» вывели меня в первый ряд писателей – тех, чье имя на слуху. Но куда больше радовала реакция читателей. В библиотеках за журналом записывались в очередь, в «Молодой гвардии» готовили книгу. Я получил предложение и от «Роман-газеты». На «Мосфильме», как сообщил Меньшов, планировали экранизацию романа. Владимир Валентинович при встрече со мной лучился. Съемки «Экстрасенса» прошли успешно. Киношники выезжали за границу, что для них – праздник. Возможность посмотреть мир, да и командировочные в валюте… На студии просмотрели рабочий материал. Как сообщил Меньшов, остались довольны. Режиссер работал над монтажом, премьера фильма ожидалась осенью.
Из Германии пришли добрые вести: сказку приняли. В феврале в Минск прилетел переводчик. Звали его Гельмут Штайн. Русским Штайн владел в совершенстве. Неудивительно: мать Гельмута происходила из эмигрантов. В 1918 году ее родители уехали из России. Дочь они воспитали в любви к Родине, та перенесла это на сына. С пяти лет Гельмут читал Пушкина в оригинале. В Минск он прилетел скорее из любопытства, чем по работе – в моих пояснениях нужды не было. Поселился Штайн в гостинице «Юбилейная», где мы и встретились.
– Откуда вы знаете немецкую школу? – поинтересовался Гельмут. – Для писателя из СССР это странно.
– Общался с немецкими учениками, – соврал я. – Приезжали в Минск на «поездах дружбы».
А что, было. Даже Ангела Меркель, будучи школьницей, ездила в СССР. В поощрение за успехи в русском языке.
Переводчик кивнул. Поезда, ясен пень, отправлялись из ГДР, но школы-то одинаковые. Откуда знаю? В той жизни мои друзья-немцы любили вспоминать детство. Происходило это за рюмкой шнапса или кружкой пива. Немцы – нация сентиментальная. Они говорили, а я слушал…
– Я переводил русских писателей, – продолжил Гельмут, – но ни с кем не работалось так легко. Текст ясный, трудных мест почти нет.
Ну, так для Германии писано. Лилю я особо предупредил: без заковыристых метафор! И переводчику легче, и читателю понятнее.
В Минске Гельмут не задержался. Нагрузившись сувенирами, отбыл во Франкфурт. На прощание мы выпили по рюмке бурякового, закусили салом – и то и другое привело Гельмута в восторг, – и я проводил гостя в аэропорт. К маю сказку сдали в набор. Летом роман «Курт – маленький маг» вышел из типографии. Об этом сообщил Циммерман, позвонив мне по телефону. Говорил с восторгом. Первоначально тираж книги определили в 10 000 экземпляров. В последний миг его увеличили втрое – сказалось мнение переводчика. Но и эти тысячи разлетелись в считаные дни. В книжных магазинах стояли очереди, типографии работали на полную силу. Новинкой заинтересовались за рубежом. S. Fischer Verlag вело переговоры с голландцами. На горизонте маячили англичане.
– Герр Девойно! – умоляющим тоном попросил Циммерман. – Очень нужно продолжение. Пожалуйста!
– Условия? – поинтересовался я.
– Тридцать процентов! Более того, мы готовы пересмотреть прежний договор в сторону увеличения вашей доли.
Кто б сомневался? При большом тираже себестоимость экземпляра снижается в арифметической прогрессии. Знай, подсчитывай прибыль! Почему бы не отстегнуть курочке, несущей золотые яйца?
– Сделаю, – пообещал я. – К Новому году.
– Я могу надеяться?
– Можете, – заверил я.
– Жду вас на выставке, – сказал Циммерман. – С ВААП я поговорю.
