Я кивнул. Ноэль заулыбалась.
– Расчеши меня!
Мы поменялись местами. Костяной гребешок легко скользил по ее влажным, прямым волосам. От них пахло травами и чем-то одурманяще-сладким. Странно, не похоже на запах мыла. Расчесав Ноэль, я мгновение думал, что делать дальше. Косы плести я не умею, делать прически – тоже. Подумав, я принес из комнаты узкую разноцветную ленточку, сохранившуюся в кармане военной куртки после какого-то праздника еще на Реджине. Ленточкой была перевязана коробка конфет. На Зоэ я обнаружил ее в кармане и хотел выбросить, но потом оставил – на память.
– Вот! – я собрал волосы Ноэль в конский хвост и завязал его бантиком. Она вскочила и побежала к зеркалу. В номере оно имелось. Дорогая вещь…
Пока Ноэль крутилась перед зеркалом, я оделся и требовательно посмотрел на спутницу.
– Сейчас, мэтр! – кивнула она и потащила свою сумку в другую спальню. Явилась она действительно скоро. На ней было простое, длинное платье красного шелка. Надо же!
– Ты носишь платья?
– Оно подходит к твоей ленточке, – объяснила Ноэль.
Мы спустились в обеденный зал. Несмотря на неурочное время, он был полон. Завидев нас, гости встали и загомонили:
– Доброго здоровья, мэтр!
– Кто это? – удивилась Ноэль.
– Пациенты, – сказал я и пояснил в ответ на недоуменный взгляд. – Больные.
К нам подскочил Пако.
– Прошу вас, мэтр!
Трактирщик отвел нас в уголок за перегородкой, где обедала чистая публика, и убежал. Мы сели.
– Как эти люди узнали, что ты в городе? – спросила Ноэль.
– Пако оповестил. Ты задумалась, почему он не берет с нас платы? Пока я здесь, больные будут сидеть в трактире, заказывать еду, питье, к тому же Пако поднимет цены. Он заработает вдвое, если не втрое больше, чем получил бы за покои.
– Жулик! – сказала Ноэль.
Я пожал плечами. Бизнес. Ничего предосудительного в поведении Пако нет. Мне это тоже выгодно. Пациенты любят болтать, и я узнаю все, что планировал. Дальше – по обстоятельствам.
Подбежавшие служанки накрыли стол, и мы набросились на еду. Пако не подвел. Нежнейшая уха, щедро сдобренная зеленью, томленые ребрышки, сочащийся слезой сыр, свежеиспеченный, ноздреватый хлеб… Я уписывал угощение за обе щеки, Ноэль не отставала. Пако, хоть и жулик, но готовит, как бог. На Земле он был бы миллионером. Такая кухня сделала бы честь лучшему ресторану.
Пако возник, едва мы отвалились от стола. Выглядел он смущенно.
– Мэтр?..
– Тебя приму первым, – успокоил я.
– Я не о том… – он теребил фартук. – Я послал Куку и Дая оповестить больных, но не думал, что они станут болтать направо и налево. Мальчишки клянутся, что само так вышло…
– Короче! – перебил я.
– Во дворе…
Я встал и вышел на крыльцо. На мгновение мне стало плохо. Во дворе волновалась толпа – человек сто, не меньше. Люди стояли плечом к плечу. Завидев меня, они загомонили:
– Мэтр! Мэтр!..
Я поднял руку, толпа утихла.
– Есть с больными детьми?
Вперед протолкались четыре женщины с орущими младенцами на руках. Еще двое вели малышей за ручки.
– Теперь те, кому совсем плохо!
Из расступившейся толпы вынесли троих. Еще одного тащили под руки. Ноги у него заплетались.
– Остальных приму завтра – в порядке очереди. Вот она, – я ткнул пальцем в Ноэль, – сейчас составит список и распределит по дням. И не волнуйтесь! Вылечу всех!
Толпа радостно загомонила. Ноэль убежала, но вскоре вернулась с дощечкой и угольком в руках. Судя по виду, дощечка служила Пако в качестве разделочной. Сам трактирщик явился следом.
– Вынеси во двор стол и лавки! – велел я. – Буду лечить здесь.
