Но столь же ясно я понимал еще кое-что: мне бросили вызов. Судьба и леди Сотофа выступили на этот раз одной командой. Испытующе смотрели сейчас на меня отовсюду – из темных оконных проемов, из сияющей огненной глубины оранжевых фонарей, из-за туч, обложивших ночное небо, из самого дальнего, зимним ветром выстуженного угла моего собственного сердца, словно бы прикидывали: неужели пойдет на попятную? Вот так возьмет и позволит страху связать себя по рукам и ногам? Нарушит обещание, сдаст свой козырный туз?
И не то чтобы их радовала моя готовность – даже не проиграть эту партию, а сделать вид, будто она вообще не начиналась.
Хотя ясно, что игра не просто началась, а уже в самом разгаре. И теперь мой ход.
Я развернулся и пошел назад, к Иафаху. А по дороге, чтобы отрезать себе все пути к отступлению, послал зов леди Сотофе Ханемер. И спросил: «Можно я ненадолго к вам зайду? У меня появился конкретный вопрос».
Конечно, она сразу сказала: «Можно». А чего еще я от нее ожидал? Предложения встретиться завтра, а еще лучше – полдюжины дней спустя? Потому что вопрос совершенно не срочный?
Держи карман шире.
Получив разрешение, я не стал тянуть. Шагнул в ее сад Темным Путем, а к беседке потом бежал, не разбирая дороги. Очень спешил. Теоретически, у меня в запасе было еще много лет. А на практике – всего несколько ближайших часов. Зная себя, я прекрасно понимал, что потом уже вряд ли на что-то решусь. Потому что стоит только перетерпеть эту невыносимую долгую ночь и дожить до утра, как все станет понемногу налаживаться. Джуффин пришлет зов ни свет, ни заря и предложит какую-нибудь новую загадку, которая захватит меня целиком; Кофа позовет обедать в очередной симпатичный трактир; Меламори превратится в жуткого песчаного духа и согласится отметить это грандиозное достижение в моем обществе, на крыше Мохнатого Дома; дружище Малдо заявится среди ночи с очередным ультимативным требованием срочно вспомнить для его Дворца Ста Чудес какую-нибудь экзотическую ерунду; Базилио будет вприпрыжку носиться по коридорам, громко распевая урдерские застольные песни, разученные в компании наших добрых соседей, потому что у ее лучшего друга профессора наконец появилось свободное время, чтобы научиться играть в «Злик-и-злак»; умник Дримарондо произведет семантический анализ невинных на первый взгляд песенных текстов и объявит, что воспитанной юной леди их не то что петь, а даже краем уха слушать нельзя. А виновник нынешней бури, блистательный сэр Шурф, снова пригласит меня на кружку камры и этак небрежно заметит, что ему, в случае чего, совершенно не составит труда стать после смерти призраком, поселиться в моей спальне, грохотать там забытыми в изголовье кружками, зверски будить меня по утрам, читать нотации по всякому поводу и вообще быть гораздо более невыносимым, чем при жизни; в конце концов, он добьется своего, насмешит до слез, и я уйду от него с легким сердцем, как самый распоследний дурак.
В общем, стоит дотянуть до утра, и жизнь моя станет вполне выносимой. Настолько выносимой, что я скажу себе: это и есть счастье – вернулось, ура, живи! Возможно, даже поверю. И буду жить дальше, причем не то чтобы плохо, да что там, просто отлично буду я жить здесь, в Ехо, целых сто лет, пока не закончится мой контракт, а потом сбегу отсюда на другой край Вселенной – пусть моя счастливая жизнь рушится без меня.
Но пока до утра еще далеко, и я, как положено настоящему безумцу, совершенно точно знаю, что все уже рухнуло – на том конце невозможного Моста Времени, который упирается в будущее, несуществующее, разумеется, но какая разница – так вот, пока я настолько безумен, надо не думать, а действовать, в твердой уверенности, что будет или по-моему, или никак.
Причем второй вариант меня не устраивает. А значит, без вариантов.
Леди Сотофа стояла на пороге беседки и с умиленной улыбкой на устах наблюдала мой стремительный бег с препятствиями, роль которых исполняли цветочные клумбы. Потому что затоптать цветы леди Сотофы я не решился бы даже накануне конца Мира – вне зависимости от того, кто из нас двоих его бы устроил. Есть все-таки на свете абсолютные, непререкаемые табу.
– Что, припекло? – сочувственно спросила она, когда я затормозил буквально в нескольких миллиметрах от опорного столба. Чудом не расшиб об него лоб.
У меня было много ответов на этот вопрос. Начиная с жалобного: «Еще как», – и заканчивая гневным: «Вы же сами все можете, на кой ляд я вам сдался?!»
– Ты не поверишь, но сама я тут ничего не исправлю, – сказала леди Сотофа.
Надо же. Я рта еще открыть не успел. Иногда очень удобно иметь дело с людьми, читающими твои мысли прежде, чем они успевают оформиться в голове. Никакая вежливость не спасет их от твоего возмущения. И это отчасти утешает.
– Во-первых, единственная возможность уладить это дело, не нарушая равновесие Мира созданием неразрешимого противоречия, с самого начала пришла именно к тебе, – объяснила она. – Ты, а не я встретил единственного в Соединенном Королевстве серебристого лиса, всем сердцем желающего побыстрее умереть. И договор о посмертном убежище у него заключен тоже с тобой. Вмешательство постороннего в ваши дела неуместно.
Крыть было нечем. Она просто озвучила вслух мои собственные мысли, которые я все это время безуспешно гнал прочь.
– А во-вторых, магия высоких ступеней требует неподдельной неистовости желания, – добавила она. – Нет ничего сложного в том, чтобы сварить камру, когда не хочешь ее пить, или заколдовать замок дома, в охране которого лично не заинтересован. Но чем выше ступень, тем важнее становится подлинное устремление мага, которое не сымитируешь ради дела, оно или есть, или нет. Ты сам уже наверняка успел прийти к выводу, что не стоит отправляться Темным Путем в то место, куда ни за что не пошел бы по своей воле, если бы не вынужденная необходимость. Велика вероятность, что промахнешься, и
