Думай, думай!
– Нет. Что мне с нее? Только тычки от офицеров, – начал врать я. Вот оно!
Я повозился с бушлатом, залез под него и нащупал толстую тетрадь.
– Хочу узнать, насколько красиво рисует Унылый. Может ему надо выставку открывать, а не по болотам бегать, – сказал я.
– Уверен, что хочешь, – торговец приблизился и схватил тетрадь, с другой стороны. Она намокла, по краям набухла от воды. Все же купание не прошло даром.
– Дай сюда, – произнес Дельный.
– Что бесплатно смотреть нельзя? – нехорошо усмехнулся я.
Дельный резко вывернул тетрадь, вырвал ее, оставив ошметки бумаги в моих пальцах. Раздраженно бросил ее на стол. Автомат он закинул за спину.
– Ты дурак, Кузьма. Вот сделал выброс информации урка, а ты ведешься, как последняя шестерка. По складу характера ты на уровне бандита, а по уму – выше Унылого. Думаешь, я урод? Нет, Кузьма, я просто умею считать. Сначала, я окончил математический институт, где нас учили вышмату. Однако мне это стало неинтересно, особенно, когда появилась семья. Ребенок начал требовать большего комфорта. У тебя же нет детей? Молодой еще, а у меня девочки. Я тогда понял, надо сложить то, что сложить невозможно.
Я поднял ворот куртки и начал заниматься берцем. Наконец-то развязал шнурок, вылил воду. Разговор торговца меня не волновал. Все ясно, сейчас все сведет к достатку и не для себя, а для семьи. Но у меня начал намечаться план, в голове появилась дикая идея, как реализовать которую я не знал. Для этого надо поговорить с Дельным.
– Это что же?
– Людскую жадность и товар. Знаешь, что получилось? Достаток! Для меня, для моей семьи! Самое интересное: товар по жизни менялся, а жадность – величина постоянная. Я продавать начал с гнилых окорочков. Не прибыльно. А вот дальше – лучше. Наркотики, хотя это сложно. Я перед их продажей десять лет мытарился, имидж среди бандитов зарабатывал. Порошок и таблетки…
– Детям? – уточнил я.
– Может. Я занимался крупными моментами, а кому они доставались – это уже не моя схема. Да и без разницы. У меня две девочки и ни одна не курит, и не колется. За детьми просто смотреть надо, а не бегать на дурную работу, где платят копейки.
– Так зачем в Зону полез? Мало заработал?
– Не ерепенься. Мало. Мне старшую надо в Европу отправлять учиться… Да и младшая растет. А тут таких идиотов, как Чес, много, а толковых людей мало. Филиппович, старый хрыч, сидит в подвале. Гунч хороший вариант предложил…
– И ты повелся? – спросил я, чувствуя, что наглею.
– Кузьма, весь мир стоит на купи-продай. Это и есть смысл жизни.
– И чем ты лучше Чеса и Унылого? – задал я вопрос. Эх, сейчас меня попробует ударить. Я не понимал, как можно спокойно рассуждать о наркоте.
В меня полетела тетрадь.
– На, смотри внимательно, пока она вся не потекла. Все познается в сравнении. Кто-то жалуется, что в булке мало изюма, а кто-то бородинскому рад. Глаза шире распахни.
Я успел удержать тетрадь от падения в болотную жижу, зато уронил ботинок. Что ж такое! Ладно, хочет тетрадь мне показать, обелить свою репутацию, указав на проблемы Унылого. На что способен грузный парень со шрамом от ножа? Хуже, чем продавать наркоту? Это надо сильно постараться. Да и бандит из него начинающий, явно не успел заработать авторитета в мире преступности.
Я начал листать мокрые листы. Они слиплись, линии разбухли и исказились. Хотел открыть на последней странице, там, где Унылый рисовал сидя на бревне. Не получилось, сразу влез в середину.
– Не понимаю, – честно произнес я, – Унылый что, тоже в медицинский мечтает поступить?
– Кузьма, не расстраивай меня, – произнес Дельный, – как думаешь, почему я с ним так паскудно общаюсь?
На странице нарисованы развороты с атласов по анатомии. Вот фигура с распоротым животом, тонкий кишечник, вытащенный в сторону. Нет, любительский рисунок, показано не с того ракурса. Следующий лист – вскрытая грудная клетка, выломаны ребра. Странно, анатомический инструментарий позволяет делать вскрытия аккуратно, а тут, как будто плоскогубцами ломали. Зазубренные обломки, сердце, еще и аорта.
– Бред, – произнес я, листая страницы.
Показались цветные картинки. Видимо ранние работы, когда Унылый мог выбирать цвет карандашей и ручек. На рисунках, почти везде он ярко выделял вторичные половые признаки – особенно женскую грудь. С какой-то нежностью он прорисовывал лица.
– Обычно в анатомии настолько детально лица не рисуют, – произнес я и замолчал.
Подписи. На предыдущих страницах они, нанесенные внизу листа, потекли. Тут же я смог разобрать.
