– Да. Именно. Видишь? Ты понимаешь.
– На самом деле, нет. Да, мне нравится чай, но… я понятия не имею, что такое «уютные детективы». Ты просто упомянул их, в тот вечер, в «Уорик- холле». Об этом ты думаешь, когда произносишь слово «библиотекарь». – Кэролин смотрела на него, будто маленький зверек из своей норки. – Но все было не так, – прошептала она. – Совсем не так.
– Точно, – согласился Стив, откидываясь на спинку стула. – Теперь-то я начинаю это понимать. Но, может, стоит рассказать мне, как это было. Чтобы я больше не задавал глупых вопросов?
Кэролин долго не отвечала, отрешенно глядя в пространство. Наконец кивнула:
– Да. Часть меня хочет этого. Действительно хочет.
Она открыла рот, нахмурилась, закрыла его.
– Но?..
– Просто… Мне всегда приходилось скрывать свои истинные мысли, свои планы. Приходилось скрывать все, даже от самой себя. Понимаешь? – Впервые за время их знакомства в ее голосе звучала мольба.
– Вряд ли, – тихо ответил Стив.
– Нет. Конечно, нет. Как ты можешь понять? – Она снова кивнула. – Я даже не знаю, с чего начать.
– С начала?
– Ну хорошо, – сказала она. Сделала глубокий вдох, а когда заговорила, в ее голос вернулся металл. – Значит, с начала. Когда я была маленькой девочкой, лет десяти или одиннадцати, я провела лето в лесу. Это случилось через несколько месяцев после того, как Отец взял нас к себе, сразу после смерти наших родителей. Я подружилась с двумя оленями, их звали Иша и Аша, и…
Кэролин рассказывала несколько часов. Стив думал, что она приукрасила некоторые моменты – что конкретно она имела в виду под «сердечным углем»? – но поведала ему многое. Рассказала о Дэвиде и Быке. О том, как безумие постепенно пожирало Маргарет, пока слизывать слезы со щек мертвецов не превратилось для нее в забаву. О том, как Майкл начал смотреть на предметы под крышей диким, затравленным взглядом. Используя отстраненные, клинические термины, рассказала о поступках, которые совершил Дэвид, показала чернильные пятна на предплечьях в тех местах, где он пригвоздил ее ручками к столу.
В предрассветные часы добралась до истории Эрвина, который стал ее громом с востока.
– Ну, – сказала она наконец, допивая вино, – теперь ты скажешь мне, какая я дура?
Стив покачал головой:
– Нет, ни за что. Может, скажут другие, но не я.
Она выждала один удар сердца, два.
– Но?
– Никаких но. Кэролин, буддист из меня паршивый, но одна из первых истин, которым нас учат, заключается в том, чтобы стараться смотреть на других людей с состраданием. Не жалостью – хотя границу здесь провести сложно, по крайней мере поначалу, – а состраданием. В твоем случае это нетрудно. Я бы застрелился через пять минут после того, как увидел, что этого парня поджаривают живьем. Я действительно не могу себе представить, каково это было.
– Питер сделал это, – тихо сообщила Кэролин. – И Дженнифер, думаю, тоже.
– Что?
– Застрелились. После Быка. Точнее, Дженнифер приняла яд. – Она растерянно посмотрела на него. – Отец вернул их. А потом наказал – пятьдесят плетей или что-то вроде этого. Я не помню.
– Но не ты.
– Что не я?
– Ты никогда не пыталась убить себя? Или сбежать отсюда каким-то иным способом?
– Нет. Никогда. – Глаза Кэролин напоминали гранитные камни, о которые разбиваются мягкие создания. – Меня ждала работа.
– Господи, – очень тихо прошептал он.
Кэролин закрыла глаза. А когда открыла их снова, защита вернулась.
– Думаю, нам пора спать.
– Нет, я не…
– Все в порядке. Я действительно устала. – Вымученная улыбка. – Для меня это был большой день. И… просто я… я редко говорю. И почти никогда не рассказываю о себе. Я чувствую себя, ну, не знаю…