острым.
– Ты что-то сделал этим, – сказала она. – Кинжалом. Ты остановил им Вариуса. Как-то привел его в замешательство. Вот что Вариус имел в виду, когда говорил, что генерал Грант сможет использовать его на войне, так ведь?
Дубина ничего не сказал, но ему и не нужно было. Его глаза блестели от слез и говорили за него все, что Элиза хотела от него услышать.
– Мой путь открыт, – сказала она. – Я не была уверена, что шагну по нему. Но теперь уверена.
Она прижала лезвие к его горлу, и его глаза сверкнули, открывшись шире.
– Я стану ассасином, – сказала она. – И мы снова встретимся.
Его глаза закрылись – он потерял сознание. Она поднялась и оставила его смотреть сны о собственном поражении.
Когда она вернулась, Вариус был без сознания. Но при помощи Аделины и Томми Грейлинга ей удалось отправить его в больницу, и час спустя она уже стояла вместе с ними у парома на Кристофер-стрит. Они, кажется, были очень привязаны друг к другу, хотя у Томми, похоже, были другие планы насчет парома, нежели у Аделины.
– Поедем со мной, – сказала она.
– Я не собираюсь этого делать, – ответил он. – Я не могу оставить город в руках этих бандитов.
– Но вы ранены, – сказала Элиза, поддерживая Аделину.
– Загляну в лазарет, – сказал Томми. – Они зашьют меня как надо, а потом вернусь на передовую.
Он посмотрел на Аделину.
– Отправляйтесь к тете. Останьтесь у нее, пока беспорядки не кончатся.
– Но я хочу увидеть вас снова, – сказала она. – Когда…
– Мы увидимся снова, – ответил он. – В следующий раз, когда будете петь в Нью-Йорке, обещаю, я буду в зале.
– Я не это имею в виду, – сказала Аделина.
– Я знаю, – сказал Томми. – Но только так оно и может быть. Я могу быть всего лишь полицейским, который мечтает о ферме. Но в этом я уверен.
Аделина опустила глаза.
– Не говорите так.
– Что не говорить? – спросил Томми.
– Не говорите так о себе. Вы…
Но она не закончила фразу. Вместо этого она покачала опущенной головой, как будто злилась, а когда подняла глаза, оказалось, что она плакала.
– По-моему, я люблю вас, Томми Грейлинг.
– Думаю, я тоже вас люблю, мисс Аделина, – он улыбнулся. – Но паром скоро отходит, вам нужно идти. Я должен убедиться, что вы в безопасности.
– Я в безопасности, – сказала она. – Всегда буду в безопасности рядом с вами.
Она обняла его, и мгновение спустя он сделал то же самое, практически обхватив ее целиком, и некоторое время они стояли, обнявшись. Затем она вырвалась, вытирая глаза, ступила на пристань и направилась к парому, не оборачиваясь. Томми смотрел, как она уходит, и сказал Элизе:
– Убедитесь, что она доберется до своей тетки, если сможете.
– Смогу, – ответила Элиза.
– А что вы сами будете делать? – спросил он.
– У меня есть задание, которое нужно завершить, – сказала она. Кинжал лежал в кармане брюк, которые все еще были на ней. Раз она собралась на войну, следовало выглядеть соответственно. – После этого, думаю, я вернусь в Нью-Йорк. У меня тут есть еще неоконченные дела с Дубиной и мистером Твидом.
Томми кивнул, несколько растерявшись, и Элиза простилась с ним. Затем она взошла на борт парома, до отказа заполненного чернокожими мужчинами, женщинами и детьми. Они держались вместе, некоторые из них оберегали свои раны, они были выброшены из своих домов чужой ненавистью и жестокостью. В каждых глазах виднелась боль, и невысказанный вопрос «за что?» читался по каждым губам. Ответ заключался в том, что этот город и эта страна все еще были несвободны. Пока.
Паровой двигатель парома с пыхтением повез их по реке Гудзон к Нью-Джерси, и по мере того, как они удалялись от острова, казалось, что весь город светился красным под угольной горой.
– Похоже, будет дождь, – сказала молодая мать, глядя на облака, пока ее малышка-дочь спала у нее на коленях. – Это будет божья милость.
– Тогда помолитесь о милости, – сказала Элиза. Про себя же она прошептала: «А я буду сражаться за свободу».
Глава 20
Симуляция Оуэна превратилась в черноту, но не в ту черноту, как тогда, когда Вариус был без сознания. Эта чернота означала, что симуляция окончена, и внезапно он очутился в серости Коридора памяти, где был самим собой.
