– Все в порядке, Оуэн? – спросил Монро.
– Я умер? – ответил вопросом Оуэн. – Я чувствовал…
Он чувствовал, как в его живот вонзился нож, как его сердце выталкивало кровь наружу и как его тело немело и холодело, когда он встал на ноги и попытался выпрямиться.
– Нет, не умер, но был близок к этому. Элиза тебя спасла. Больно было?
– Вообще, не сильно.
Он не помнил боли, но помнил страх. Страх Вариуса.
– Это потому что мозг так устроен, он не хранит воспоминания о физической боли. Фактически, он должен по большей части забывать ее, иначе мы не сможем нормально функционировать.
– В таком случае, я рад за Дэвида.
Бандиты как следует его отделали, такая степень насилия и жестокости до сих пор была Оуэну не понятна.
– Он в порядке?
– Не сказал бы. Может, он и не помнит физической боли, но помнит боль эмоциональную. Ту, что наш мозг хранит.
– Могу я поговорить с ним?
Оуэн осматривал Дэвида или его предка, и его тошнило при мысли о том, что этому бедному парню пришлось пережить.
– Скоро сможешь, – ответил Монро. – Тебе нужно остаться в Коридоре памяти еще чуть дольше.
– Почему?
– Вспомни о дайвинге на большой глубине. Нельзя всплывать слишком быстро, иначе заработаешь декомпрессионную болезнь. В твоем случае эта болезнь коснется мозга. Небольшие пузырьки сознания твоего предка могут вызвать самые разные проблемы. Прямо сейчас тебе надо сосредоточиться на том, что ты оставляешь все эти воспоминания позади.
Это будет трудно. Он жил в сознании и воспоминаниях Вариуса два дня. Оуэн чувствовал, что знал Вариуса как самого себя. Ему казалось, что они могли быть одним и тем же человеком. Но он знал, что это не так, к тому же это на самом деле были не два дня.
– Сколько времени? – спросил Оуэн.
– Почти полпятого утра. Вы, ребята, провели в «Анимусе» пару часов.
Пару часов? Оуэн потряс головой. Казалось, это невозможно.
– Все могло пройти еще быстрее, если бы там был только ты. Но мне пришлось немного замедлить события, чтобы вы все встроились в симуляцию. Таким образом… Погоди, Хавьер идет.
Оуэн оглянулся, внезапно накрытый лавиной злобы и ненависти при упоминании о Хавьере. Но это все не имело смысла. Он не злился на Хавьера, он злился на Дубину. Но Хавьер ведь в некотором роде и был Дубиной.
Прежде, чем он смог в этом разобраться, рядом с ним возник Хавьер, и Оуэн чуть не замахнулся на него, но вовремя остановился. Вместо этого они просто уставились друг на друга.
– Я хочу тебя убить прямо сейчас, – сказал Хавьер.
– Ты меня почти убил, – ответил Оуэн.
– Я знаю, – сказал Хавьер. – Бардак.
– Расслабьтесь, парни, – вклинился Монро. – Вы не в симуляции. Вы Оуэн и Хавьер, а не их предки.
– Вы так говорите, как будто это делается по щелчку, – сказал Хавьер. – Как будто мы можем это просто так включить и выключить.
– Я знаю, что проще сказать, чем сделать, – ответил на это Монро. – Просто сосредоточьтесь на вашей жизни. Сфокусируйтесь на ваших друзьях, семье, на доме, на вашем районе. Сфокусируйтесь на ваших воспоминаниях – на всех тех вещах, которые делают вас самими собой. Помните, вы лежите в помещении склада с визором на голове. У некоторых слюни текут.
– Ну, спасибо, – отозвался Хавьер.
– Эй, просто пытаюсь вас приземлить.
В этот момент Коридор памяти начал рассеиваться, Оуэн заметил, как уменьшается давление сознания Вариуса на его собственное. Как будто у него стало больше пространства, чтобы потянуться и задышать внутри собственного разума. Он думал про мастерскую деда и про бабушкин безупречный сад. Он думал про мамины футболки поло с работы и про свою комнату. Он думал об отце.
Главная причина, по которой Оуэн пошел в «Анимус», заключалась в том, чтобы заставить Монро помочь ему выяснить, что на самом деле случилось тем вечером, когда был ограблен банк. Но «Анимус» что-то сделал с его мотивацией. Там, где Вариус боялся, что не сможет пойти по стопам отца, родные Оуэна боялись, что он как раз и пойдет по стопам отца. Оуэн не знал, что все это значит, не знал даже, что он чувствует в этой связи. Но он знал, что оглядывался на своего отца точно так же, как Вариус оглядывался на своего, и опыт с «Анимусом» только усилил это чувство.
– Не знаю, что и думать сейчас, – сказал Хавьер Оуэну. – Она могла мне горло перерезать.
