Мысль, что подаренный на счастье браслет будет носить облезлый, помоечного вида кот, была невыносима.
Джен оставила Пушистика в покое. Переоделась в короткое черное платье и, захватив полную корзину конфет, донельзя злая, вышла из дома. Ульрик угрюмо тащился следом.
– Тебе ведь не нравится это платье, – наконец выдавил он.
– Это единственное приличное платье в моем гардеробе. Раз уж на то пошло – единственное платье вообще, и если ты думаешь, что я из-за какой-то пигалицы…
Прохожие то и дело снимали перед Ульриком шляпы, улыбались и наперебой желали счастливого Котовства. Тут и там бегали украшенные к празднику коты, терлись о заборы и углы домов – пытались соскрести с шерсти мишуру и блестки.
– Все думают, будто я избил Механического Человека, – пожаловался Ульрик. – И благодарят.
– Неудивительно, тварь не первый год крадет людей направо и налево, а тут появляешься ты и даешь сдачи. Тебя до конца жизни на руках будут носить.
– Да я его пальцем не тронул, богом клянусь!
– Еще скажи, что и убийство бандитов с Безопасной улицы не твоих рук дело.
– Я здесь ни при чем!
– Еще бы. Они сами друг дружку перебили.
– Вот именно!
Джен фыркнула и ускорила шаг, теперь Ульрик едва поспевал за ней.
– Ну разуй глаза, какой из меня герой! Я ношу фрак!
– У богатых свои причуды.
– Лучшие друзья считают меня неудачником!
– Я не говорила, что мы друзья.
– Повторяю еще раз. Это. Был. Не. Я. Понятно?!
Они остановились у калитки. За чугунной оградой высился мрачный двухэтажный особняк.
– А кто тогда? – спросила Джен и нажала на кнопку звонка.
– Рыжебородый парень в сапогах из крокодиловой кожи, здоровенный такой.
– Очень смешно. А еще говорил, будто не тролль.
– Клянусь, я не вру!
– Ты хоть понимаешь, что описываешь легенду, Генри Блэткоча, нашего первого мэра, бесследно исчезнувшего много лет назад? – устало спросила Джен. – Который, по легенде, мог воскрешать мертвых, исцелял любые болезни, ел раскаленное железо на завтрак, брился топором, а умывался серной кислотой?
– Может, он соскучился и вернулся? – предположил Ульрик.
– Нет, – фыркнула Джен.
– Тебе-то откуда знать?
– Он не мог вернуться, поверь.
– Почему? – не сдавался Ульрик.
– Потому что его никогда не было! Это легенда, вымысел, ясно?!
Калитку открыла сестра милосердия. Она молча кивнула, дав Ульрику и Джен пройти.
На заснеженной лужайке замерли крылатые мраморные коты, молитвенно сложив лапы. На голове каждого имелся красный колпак с помпоном. В окнах Ульрик заметил бледных, похожих на привидения детей. Они жались к стеклам, внимательно разглядывая пришельцев.
Дом украшали тускло мерцавшие гирлянды. Под окнами нес бессрочную вахту снеговик в котелке и с моноклем, утыканный деревянными ножами. Не сразу Ульрик понял, что это вовсе не монокль, а циферблат карманных часов.
Потертая медная табличка извещала:
Сестра открыла тяжелую дверь с узким зарешеченным окошком вверху. Едва Ульрик и Джен переступили порог, металлическая дверь с лязгом захлопнулась, в замке повернулся ключ. Они будто очутились в тюрьме.
– Зачем мы здесь? – спросил Ульрик, осматривая серые стены и скудное убранство пыльного вестибюля. Пахло лекарствами. Всюду горел свет. Перед широкой лестницей, что вела на второй этаж, стояла гипсовая фигура кота, украшенная самодельными игрушками.
