Едва похититель и жертва скрылись за дверью, Башня исчезла.
…В конце пустынной улицы появился человек в черном балахоне. Когда он поравнялся с исписанным мелом забором, то замер. Несколько секунд человек стоял не в силах пошевелиться. Потом бросился к забору и принялся рукавом стирать скачущие вверх-вниз строчки.
Незамедлительно появилась Башня.
Глухой стук, сдавленный вскрик, и все повторилось.
Из проулка вывернула еще парочка в черных балахонах. Увидев, как похищают их товарища, грэмы бросились на выручку. Куда там, Башни и след простыл. Адепты Ордена стояли у злополучного заборчика и отдувались после быстрого бега.
– Неслыханно! Нужно немедленно сообщить в полицию!
– Ужасно! И главное – средь бела дня, у всех на виду! Уму непостижимо!
– Как так можно! Четыре восклицательных знака!
– «Проблемма»! «Хочете»! «Калидор»! А «ложить» вместо «класть»?! Я сейчас же иду к Седвику!
Дверь открыла запыхавшаяся Джен. Она безуспешно гонялась с гирляндой за облезлым рыжим котом – хотела нарядить того к празднику. Ульрик стоял с подарком под мышкой.
От самого стадиона за ним увязались Инкогнитус и Нейтан. Как Ульрик им ни втолковывал, они не желали оставить его в покое, неверно истолковав улыбку.
– Может быть, пора выпустить кота из ящика? – спросила Джен.
Инкогнитус спрятался за спиной Ульрика.
– Эксперимент еще не закончен, – с вызовом ответил он.
– Надеюсь, ты его хотя бы украсил? – угрожающе спросила Джен.
– В том и дело: кот украшен и нет одновременно, поскольку…
– Заткнись. – Джен сдула со лба прядь. – Ты – в дом, – она указала на Ульрика. – Остальные – убирайтесь ко всем котам.
Нейтан, смущенный больше обычного, глубоко поклонился.
– Господин…
– Что еще?
– Этим вечером я вынужден покинуть вас. Бабуля говорит, Котовство – семейный праздник. Мы идем к тете Розе на молочный суп. Прошу, освободите меня от клятвы на несколько часов.
– Хоть на всю жизнь, буду только рад.
– Но, Господин…
– Я, кажется, просил меня так не называть.
Ульрик был спокоен, улыбка исчезла, и потому слова прозвучали особенно грозно. Нейтан шмыгнул носом и окончательно сник. Ульрик подумал, что это самый грустный мим на свете. Но он верно решил. Пусть лучше парень уйдет сейчас, пока жив и здоров.
Ладно, может быть, не совсем здоров, но по крайней мере жив, а в Блэткоче это уже немало.
Ульрик стоял в прихожей, стараясь не встречаться взглядом с разноцветными чучелами, которые по случаю праздника были украшены серпантином и блестками.
– Вот, – Ульрик протянул Джен коробку, элегантно перевязанную красной лентой. – Мой подарок.
– Положи его в гостиной, к остальным.
– Разве ты не знаешь, что подарки нужно открывать сразу?
– Нет времени. Надеюсь, там не рыба: Пушистика от нее рвет.
Пушистика? Джен тщетно пыталась шваброй достать кота из-под шкафа.
– Целый день от меня прячется, гад, – вздохнула Джен. – Все традиции рушит.
– Постой, так подарок для кота?
– А для кого? Не для меня же.
Джен устало посмотрела на Ульрика, будто он смолол очередную несусветную чушь.
– Я думал, на Котовство принято дарить подарки!
– Да, котам. Я бы тоже что-нибудь подарила, но у тебя ведь нет кота.
– Между прочим, в коробке старинный серебряный браслет, украшенный речным жемчугом!
– Отлично, одену Пушистику как ошейник, – пожала плечами Джен.
– Он принадлежал моей матери!
