– Угу, – брезгливо сморщившись, Зверь сплюнул сквозь зубы, – ты не спал. Просто моргал очень медленно, я понял. Но мне не до этого сейчас. Вот это как понимать? – привлёк внимание провинившегося парня к приспущенному знамени. – Кто умер?
– Поплюй! – паренёк три раза сплюнул через левое плечо и зачем-то постучал себе по голове. – Жив он ещё. Хотя, наверное, уже ненадолго…
– Кто? – просипела я, проклиная свою интуицию и себя саму вместе с ней. Ну почему бы мне не предчувствовать что-нибудь хорошее?! Глядишь, тогда бы оно и случалось со мной всегда!
– Так Север вторые сутки в себя не приходит, – вздохнул. – Говорят, дикая хворь… А знамя… не знаю, закрепили хреново просто. Слушай, не знаешь, кто место Северова займёт, а? Наши говорят, у Соратника все шансы…
Я пошатнулась так, словно эти слова тяжёлым боулинговым шаром врезались в мои колени, и едва не упала, но Зверь ловко подхватил меня под локоть и потащил куда-то вглубь посёлка, остановился у одного из домиков, стукнул в дверь – исключительно для проформы – и, не дожидаясь ответа, вошёл.
Северов полулежал на разворошенном диване с какой-то книгой в руках и действительно выглядел не вполне здоровым. Бледный до синевы, с тёмными кругами под глазами, губы обветренные и потрескавшиеся, а влажные волосы прилипли ко лбу. Да, он был похож на больного человека. Но умирающий? Дикая хворь? С чего они взяли вообще?
– Ты? – Арсений явно удивился, узнав Зверя. – Это ты? – тяжело поднялся, пошатнулся, едва не упав, шагнул нам навстречу. – Выжил, значит, – пробормотал, блуждая злобным взглядом по лицу Зверя.
Я непроизвольно прижала ладонь к губам. Во всех учебниках пишут, что внезапное безумие – это неотъемлемый признак болезни, которую у нас принято называть дикой хворью, хотя к диким она не имеет вообще никакого отношения. Дикие ею даже не болеют, в отличие от коренных жителей Яхона, которые, заразившись однажды, закончат тем, что рано или поздно окончательно одичают, утратив человеческий облик. Если, конечно, не сгорят от высокой температуры. И если головные боли не сведут их с ума.
Чудовищная, безумная, страшная болезнь!
Сначала приступы безосновательной агрессии. Затем паранойя. Потеря памяти. В лучшем случае, смерть. В худшем – ещё одна стадия. Животная. Даже думать об этом не хочу.
Во время эпидемии, случившейся лет десять назад, была изобретена вакцина, которая не излечивала полностью, но позволяла жить почти нормальной жизнью. Само собой, если до конца этой самой жизни делать регулярные инъекции.
Почему никто не озаботился вопросом, где её взять? Почему так уверены в смерти Арсения, что уже начинают делить шкуру неубитого медведя? Скотство. Какое скотство вокруг. И я думала, что смогу убежать от такой жизни? Я надеялась, что здесь всё по-другому? Дура, какая же я наивная дура! По-другому бывает только в моём изнеженном воображении.
– Убью тебя! – не подозревая о моих внутренних терзаниях, прорычал Северов и, сжав кулаки, надвинулся на Зверя. Мальчишка не испугался, он шагнул в сторону, оттесняя меня плечом, и пробормотал:
– Вот только бы пообзываться…
– Самодур! Несобранный, неорганизованный…
– Это уже переходит все… – Зверёныш тряхнул головой, убирая чёлку с глаз, и Север воспользовался тем, что мальчишка отвлёкся, чтобы мазнуть кулаком по его челюсти. Именно мазнуть, потому что болезнь, очевидно, основательно подточила силы парня, но этого всё равно хватило, чтобы Зверь пошатнулся и почти потерял равновесие.
– Арсений! – испуганно вскрикнула я, когда Север занёс руку для второго удара, – Что ты делаешь?
Не задумываясь над тем, какие последствия могут быть у моих действий, я выскочила вперёд, отталкивая своего незадачливого защитника к дверям.
– Что с тобой?
И тогда он посмотрел на меня. Увидел. Слегка ошалевший, неуверенный, тоскующий, удивлённый и совсем-совсем не безумный. Вот какой он был. А ещё такой потерянный, что я невольно всхлипнула:
– Ты же не сошёл с ума? Скажи, что нет…
Северов потянулся ко мне дрожащими пальцами, недоверчиво погладил скулу, очертил брови, провёл по носу, задержавшись на миг на его кончике, скользнул на губы, почти невесомо прошёлся по подбородку и замер в ямочке между ключицами.
– Теперь уже не уверен, – прохрипел он, а мне понадобилось какое-то время, чтобы вспомнить, о чём я его спрашивала. Губы сами сложились в радостную улыбку, когда в кофейных глазах растерянность постепенно сменилась счастливым узнаванием. Сердце бухало как ненормальное, почти оглушая меня своим грохотом.
– Ёлка, – громкий шёпот за моей спиной на секунду вырвал из эйфории. – Ты уверена, что…
– Уйди, – я даже не глянула на Зверёныша, потому что не было сил оторваться от глаз напротив.
– Уйди, – послушно повторил за мной Арсений и вдруг рассмеялся, откинув голову назад, а я немедленно прилипла взглядом к его горлу, к кадыку, который двигался под туго натянутой кожей, и тут же вспомнились все сны, терзавшие меня последний месяц, а рот наполнился вязкой слюной. – Уйди,
