А чудовище тем временем расплылось в довольной улыбке и медленно двинулось к девчонке, не отводящей от Арсения зарёванных синих глаз.
– Привет, малыш! – проворковал Цезарь и опустился перед девочкой на колени. – Не смотри туда, не надо. Лучше на меня, на меня посмотри, маленькая моя. Помнишь меня?
– Нет, – Лялька всхлипнула и, сжав ручки в кулачки, на всякий случай отошла от мужчины. – Ты сделал Сене больно?
– Я? – возмутился совершенно искренне. – Да ни за что на свете! Он просто испачкался немножко. Правда, Сеня?
Даже не повернулся, только головой слегка повёл в сторону Северова.
– Правда, – просипел мальчишка и, откашлявшись, добавил: – Со мной всё в порядке, воробушек.
Девчонка моментально успокоилась и, наконец, соизволила посмотреть на Цезаря.
– А у меня зуб вывалился, – похвасталась она, широко раскрыла рот и ткнула грязным пальцем в образовавшуюся между резцом и клыком дырку. – Вот.
– Просто класс, – согласился Цезарь и аккуратно, но настойчиво вынул пальчик изо рта. – Пойдём-ка помоем тебя немножко, поросёнок.
Мужчина сделал приглашающий жест, но девочка не торопилась вложить свою ладонь в его руку.
– А Сеня? – спросила она, пятясь в сторону Арсения.
– А Сеня… потом придёт.
Лялька оценивающе посмотрела на мужчину совсем как взрослая, и вдруг сорвалась с места. Северов не успел моргнуть, как она уже взлетела по ступенькам и двумя руками обняла его за колени.
Хотелось бы сказать, что он не помнил ужасной сцены прощания, что мозг милосердно отключился, чтобы не участвовать в этом кошмаре, что память стёрла из воспоминаний надрывный плач и крики.
Не стёрла.
Полина Ивановна не разговаривала с ним неделю, а заговорила лишь для того, чтобы сообщить Северову новость, которая новостью для него уже давно не была.
В тот день он отрабатывал полосу препятствий, снова и снова срываясь с не самого сложного турника, который ему никак не давался. Свалившись в очередной раз, Арсений не торопился подниматься, а растянулся на земле, прижавшись потным лбом к мягкому речному песку. Седьмой день подряд он изматывал себя тренировками до полусмерти, чтобы, придя в комнату, рухнуть на кровать и тут же провалиться в бесцветный сон.
– Ты маленький, эгоистичный паразит! – раздалось у Северова за спиной, но он даже не вздрогнул.
– Я знаю.
На плечи вдруг тяжёлым грузом упала неимоверная усталость, никак не связанная с двумя часами, проведёнными на полосе препятствий. Мальчик, по- стариковски опираясь о колени, поднялся и нехотя посмотрел на Полину Ивановну.
– Плохо тебе? – без доли сочувствия поинтересовалась она, и Арсений отвёл глаза. – Засранец.
– Я знаю, – повторил он и вытер вспотевшие ладони о спортивные брюки. – Вряд ли вы сможете подобрать слово, которым я ещё себя не называл.
Она смогла. И даже не одно. Это был добрый десяток эпитетов, от которых маковым цветом полыхнули щёки и шея.
– Что краснеешь, как девица на выданье? – не унималась Полина Ивановна. – Краснеть надо было, когда ты свой сопливый нос всунул в дела взрослых людей.
– Я…
– Лучше молчи, – она любовно огладила ствол неизменной двустволки, словно сожалела о том, что не может пристрелить Северова прямо сейчас. Мальчишка проследил за движением узловатых женских пальцев и с каким-то извращённым наслаждением подумал о том, что вариант быть пристреленным на месте – не самый плохой вариант. В его случае.
– Что ты ему рассказал?
– Ничего, – проворчал Арсений, отворачиваясь от ружья. – Не успел. Он словно сам всё знал.
– Сам… – Полина Ивановна взяла поудобнее ружьё и коротко велела:
– За мной! – после чего развернулась, создав мини-вихрь из шёлковых юбок вокруг своих колен.
Дойдя до Полигона, они прошмыгнули в пустующее по вечернему времени здание тира. Какое-то время они шли в тишине, но когда стали спускаться в подземный ход, Северов не выдержал:
– А что там? – почему-то шёпотом спросил он.
– Смерть твоя верная, – ответила Полина Ивановна, доставая из кармана пачку сигарет. Остановилась на мгновение, чтобы прикурить, а затем хмуро спросила: – Ты почему, гадёныш, Фамилию не принимаешь?
– Не ваше дело, – проворчал Арсений в ответ.
– Не моё, – согласилась женщина, зубами зажала кончик сигареты и вдруг отвесила Арсению тяжёлый унизительный подзатыльник. – Не моё, говоришь? Чтоб завтра же явился к Мастеру за бумагами!
