– Говорят, наша планета не самая прекрасная в мире, – тихо проговорила женщина, внимательно глядя на Арсения. – История цивилизации типовая. И полезных ископаемых у нас не шибко много. А в плане климата, флоры и фауны – вообще тоска. Зато наши женщины, голубь ты мой, наши женщины, как оказалось, единственные во Вселенной, кто может от них зачать.
– От кого? – встрепенулся Арсений, но Полина Ивановна его даже не услышала: – Знал бы ты, как он мне руки целовал, какие золотые горы обещал… А я, дурочка малолетняя, поверила с первого слова. Да и как не поверить. Видел бы ты его. Волосы – вороново крыло, а глаза синие-синие, как самые чистые сапфиры. Хотя глаза у них у всех необычные…
– У кого? – снова попытался уточнить Северов, и снова не был услышан.
– А чем всё закончилось? «На общих условиях», – сказал он, и я встала в круг. Вот так-то. А ты говоришь, романтика. Одна лишь грубая физиология, а вместо дома, который полная чаша – селекционная ферма и бык-производитель. По жребию. И после тщательного медицинского осмотра… А я же много не просила, Арсений Северов. Веришь? Я просто хотела родить от него ребёнка. Чтоб обязательно с глазами синими, как сапфиры…
Арсений неловко потоптался на месте и, кашлянув в кулак, предпринял третью бесполезную попытку:
– Так откуда они, говорите, взялись?
– Нет, в целом-то они ничего плохого не сделали. Не могу сказать, – продолжала гнуть свою линию Полина Ивановна, полностью отключившись от внешнего мира. – Заботились о нас. И деток любили очень, особенно девочек, конечно… Хотя и мальчиков некоторых выделяли, редко, правда. Мальчикам их ген отчего-то почти никогда не передавался… А потом Руслан уехал. И всё рухнуло.
Полина Ивановна замолчала, чтобы достать очередную сигарету, покрутила её между пальцев, неторопливо оглядела пещерные своды и громко выдохнула, всполошив пугливое эхо.
Арсений молчал. Он не задавал больше вопросов, не пытался повернуть общее русло повествования, осознав, что фраза «задашь столько вопросов, сколько захочешь» имела, как и все фразы этой удивительной женщины, второе дно. Он ждал, жадно следя за нервным танцем тонких морщинистых рук.
– А знаешь, почему я говорю с тобой сейчас? Почему удерживаюсь от того, чтобы выплюнуть своё презрение в лицо предателю? – вдруг спросила Полина Ивановна и опустила голову, чтобы посмотреть на носки своих высоких сапог.
– Почему? – прохрипел Северов. – Почему?
Он вдруг понял, что из всех возможных вопросов ответ именно на этот ему совершенно необходим и как никогда важен.
– Потому что не ты один в жизни совершал глупости. И подлости…
Она всё-таки прикурила и за облачком дыма спрятала от Арсения своё лицо.
– Ты веришь в богов, настоящий взрослый мужчина, а?
«Кто кому здесь вопросы задаёт?» – ворчливо подумал мальчик, но вслух ответить ничего не успел. Видимо, сегодня вечером все вопросы Полины Ивановны носили исключительно риторический характер.
– Может, и не веришь. Нынче это не в моде. Но легенду-то о грозном Ру и чернобровой Ади ты слышал?
Слышал. Разве среди свободных людей есть хоть кто-то, кому мама в детстве не читала сказок о жестоких древних богах? О волшебных подвигах одиннадцати смелых, о беспристрастном и проницательном Ру, о прекрасной, как утренняя заря, Ади и…
– Это не легенды, – шёпотом проговорила Полина Ивановна и выжидательно посмотрела на Арсения. – Я знаю точно, потому что я одна из героинь этих историй.
– Да? – переспросил Северов и почему-то вспомнил совсем другие истории. Не о богах и красавицах, а о свихнувшихся старухах, которые питались кровью маленьких мальчиков, чтобы вернуть себе былую силу и красоту. Покосился на лениво прислонённое к боку валуна ружьё, сделал осторожный шаг в сторону подземного туннеля и вдруг, словно его сам чёрт за язык дёрнул, зачем-то спросил: – Полина Ивановна, а сколько вам лет?
И снова каркающий ведьмин смех, означающий, что никто не собирается сегодня отвечать на вопросы, и наводящий на воспоминания об обескровленных маленьких мальчиках.
– Голубь мой, кто ж задаёт такие вопросы женщине? Особенно, если свой девятнадцатый день рождения она отпраздновала очень и очень давно? – ироничная улыбка скользнула по ярко-красным губам. – И потом, после четвёртой сотни как-то перестаёшь считать.
После четвёртой сотни? Сначала Арсений растерялся, а потом с досадой подумал о том, что напрасно тратит время. Сказки старые вспоминает, словно младенец. Едва в штаны от страха не надул. Ясно же, что Полина Ивановна окончательно свихнулась на старости лет.
– Я не стала такой, как они, это невозможно, – женщина продолжила свой рассказ, а Арсений, несмотря на желание немедленно уйти, остался на месте, чтобы дослушать историю до конца. – Но первый саркофаг был придуман именно здесь, а я, всё ещё надеясь на то, что когда-нибудь Руслан передумает и выберет меня, поспешила им воспользоваться. Он говорил мне: «Дело в первую очередь. Я не поставлю весь эксперимент под угрозу из-за намёка на какие-то чувства к тебе». Намёк на чувства. Это должно было звучать унизительно, а звучало, как божественная музыка, дарующая надежду. И ведь я верила ему, каждому его слову. И прощала всё, что нельзя прощать. Унижение, отобранных детей, презрительные усмешки, холодность. Я ничего этого не замечала, я видела лишь, что он строгий, принципиальный, старательный учёный. Очень красивый. И ещё верила, что когда-нибудь он, вопреки… Рухнуло
