– Вольнопоселённая, – у «радости» порозовели уши. – Попрошу без панибратства.
– Ты ж моя прелесть, – умилилась хозяйка зелёного вагончика. – Такой забавный, когда злишься…
Мужчина побагровел шеей и рванул ворот рубашки.
– П-полина Ивановна!! Я бы вас попросил…
– Грозный какой, ты подумай. Ну ладно, не буду тебя дразнить, раз ты сегодня не в духе. – Просто Полина Ивановна выставила вперёд ружьё, как посох, и пов торила свой вопрос: – Так с чего ты взял, что это работа наших?
Где-то в толпе пискнул принятым сообщением наладонник, затем ещё один, и ещё. Потом кто-то произнёс:
– Мастер, мне сеструха из Дипкорпуса пишет, что у них сеть висела тридцать минут.
– И в медицинском тоже…
– И в Центре развлечений…
Мастер Ти растерянным взглядом окинул волнующуюся толпу «самоубийц», отметил видимое облегчение своих коллег и хрипло выдохнул:
– Что? – откашлялся. – Всюду, что ли? То есть, это не мы… не нас… не нам… Уф-ф-ф!
Мужчина достал из кармана фляжку и основательно к ней приложился. Затем вытер рот тыльной стороной ладони, взболтал содержимое и приложился во второй раз. После чего властно махнул рукой в спину разбредающейся толпе и постановил:
– Все могут быть свободны.
Полина Ивановна стрельнула в Мастера накрашенным глазом, заставив мужчину попятиться, и негромко велела:
– Так, дети мои, ступайте к себе и ведите себя прилично…
– А вы? – Лёшка подозрительно проследила за тем, как тётя Поля оправляет френч на груди.
– А я, красавица, сегодня буду очень-очень занята… – поманила меня к себе пальцем и прошептала на ушко: – Советую сделать запись о том, что у Старой падлы новый роман. Пятьдесят процентов с выручки – мои, если что!
Я закашлялась, глядя на то, как женщина игриво шевельнула бровями и, забросив ружьё на плечо, походкой от бедра двинулась в сторону перепуганного Мастера Ти.
– Что она тебе сказала? – Северов подозрительно сощурился.
– Поверь, – я зажмурилась, стараясь не думать о книгах, лежащих у кровати Полины Ивановны, – Тебе лучше не знать. Лёшка, одолжишь наладонник?
Я отправила в эфир короткое сообщение и предусмотрительно выключила звук. Зная, что реакция последует незамедлительная.
– Я-то верю, – проворчал парень обиженно, когда я вернула Алевтине наладонник. – А вот кое-кто, кажется, ни в грош меня не ставит.
Он с минуту помолчал, ожидая, что я на это отвечу. А когда понял, что отвечать я не собираюсь, взял меня за руку, большим пальцем начертил кружок на моей ладони и произнёс:
– Что ж… раз другого выхода нет, – ещё один долгий пронзительный взгляд отскочил от меня, как резиновый мяч от асфальта. – Оля, я давно должен был тебе сказать…
– Север!
К нам подлетел красный, потный и запыхавшийся Зверёныш. Так не вовремя. Видел же – люди разговаривают. Точнее, говорит только один, а второй очень и очень внимательно слушает. Слушает и пятой точкой чувствует, что парень собирается сказать что-то важное. Но нет.
– Север, срочно надо, чтобы ты посмотрел!
Зверь глянул на наши руки, оценил сошедшиеся над переносицей Севера брови. Затем в хитрых лисьих глазах блеснуло раздосадовавшее меня понимание, и мальчишка пробор мотал:
– Э-э-э… Прости, что помешал, но там такое дело, что… – ребром ладони рубанул себя по горлу. – В общем, до зарезу надо. Понимаешь, до-за-ре-зу!! – а когда Северов никак не отреагировал, загадочно добавил: – Один баран возомнил себя фениксом, – и бровью так поиграл многозначительно, хотя я лично ничего не поняла.
А вот Север, судя по тому, как он выругался, понял.
– Птичка моя, – посмотрел на меня с сожалением. – Придётся отложить наш разговор.
Попытался улыбнуться, но я видела, что ему не до улыбок. В тёмных глазах поселилась тревога. Когда парень разворачивался, чтобы уйти вместе со Зверем, я схватила его за руку и спросила:
– Арсений, это что-то очень плохое?
На этот раз он улыбнулся ярко и искренне, забыв на миг о проблемах. Наклонился к моему уху и шепнул:
– Обожаю, когда ты называешь меня по имени…
– Север! – нетерпеливо окликнул Зверёныш.
– Иду я, иду… Я за долгом попозже к тебе загляну.
