на него.
– Можешь начать с рассказа о своем детстве, – произнесла я в ее сторону.
Она странно на меня посмотрела.
– Это ты мне расскажи, – выпалила она в ответ.
– Я думала, ты меня боишься, – напомнила я.
Она пожала плечами.
– Ты ничего мне не сделала. По крайней мере пока. И ты держишься на достаточном расстоянии. К тому же, если я действительно отсутствовала целый год и Дэррок мертв, можешь не смущаться, – горько сказала она. – Ты заполучила мою сестру. Мне нечего больше терять.
– Мама и папа.
– Даже не смей угрожать им!
Я покачала головой. Оно вело себя, как моя сестра. Блефовало и надеялось в этом преуспеть. Пыталось скрыть, что у меня есть родители, на случай, если Книга вдруг не знает, затем перешло к угрозам, когда ему показалось, что Книга угрожает им. Еще одна червоточина в моем яблоке. Я быстро теряла связь с реальностью.
– Кто был твоим первым? – Я не стала добавлять слово «провалом».
Она фыркнула.
– Ну да, кто бы еще напомнил. ЛМЧ.
Люк-мягкий-член. Городской качок оставался девственником дольше других парней из старшей школы, и этому было объяснение. Он опасался слухов о том, что звезда футбольного поля – совсем не звезда в постели. Потеря девственности стала эпическим провалом. Член так и не затвердел настолько, чтобы прорвать плеву. Но Алина ничего о нем не рассказала. Только мне, и мы окрестили его ЛМЧ. Я тоже хранила тайну.
Если моя сестра не мертва, за что я сражалась? О чем горевала? За кого мстила? Если моя сестра не мертва, где ее черти носили весь год?
Вину за ее смерть взвалила на себя Дэни. Но если моя сестра не мертва, что на самом деле произошло в том переулке?
– Вправо? – Я посмотрела на Бэрронса. Я так не хотела, чтобы это существо – да и любое другое, если уж на то пошло, – оценивало хозяйство моего мужчины, но были интимные вещи, известные только мне и Алине. К примеру, с одного взгляда на пах мужчины мы определяли, в какую сторону он укладывает свой член. Алина раньше говорила: «Если не можешь определить, младшая, то нечего с ним и знакомиться – больше знать не захочешь». Потому что если он незаметен, то и говорить не о чем.
Бэрронс, блокировавший лестницу, стоял, расставив ноги, скрестив руки на груди, и наблюдал за нами с бесстрастным спокойствием – изучая, анализируя, пытаясь найти крупицу реальности в разворачивающемся перед ним безумии.
Существо взглянуло на него, и брови взлетели вверх.
– Господи.
Бэрронс пронзил меня взглядом.
Я его проигнорировала. Мне очень хотелось спросить фальшивку о чем-то таком, на что она не будет знать ответа, на что даже я не знаю ответа, потому что если это какая-то проекция, то Книга во мне определенно имеет доступ ко всей имеющейся в моей голове информации. Может, она прочесала мой разум до последней детали. Но если я не буду знать ответа, то не смогу подтвердить. Идеальная уловка-22[47].
«Вы думаете только мозгом, мисс Лейн. А это не самый проницательный ваш орган».
«А чем нужно?» – безмолвно огрызнулась я.
«Нутром. Люди все усложняют. А тело знает. Хотя многие и недооценивают его. Спрашивайте. Слушайте. Чувствуйте».
Я сердито выдохнула и отбросила волосы со лба.
– Расскажи мне о своем детстве, – снова повторила я.
– Как я могу знать, что ты не «Синсар Дабх», играющая со мной в игры? – сказала она.
– Вот именно, – натянуто ответила я. – Может, скрытая во мне, она просто проецирует тебя.
И я потерялась в водовороте иллюзий.
Понимание сверкнуло в ее глазах, когда она осмыслила мои слова.
– О господи, ни одна из нас не может знать наверняка. Младшая, вот дерьмо!
– Ты никогда не говорила…
– Знаю, мусорки, петунии, маргаритки, лягушка. Мы придумали свои собственные ругательства.
Оно фыркнуло, и мы одновременно выпалили:
– Потому что красивые девушки не ругаются.
Оно рассмеялось.
Я прикусила язык. Мне не нравилось, как я заговорила с самозванкой. Слишком похожи были интонации. Практически идентичны. Я отказалась смеяться.
