деревянный табурет, который он обычно подставлял себе под ноги, пролетел мимо и врезался в стену.
На грохот прибежал один из мордоворотов.
— Вино тащи, эта сука совсем распоясалась, — велел телохранителю Семен. — Нет, не ту бутылку, вон ту, соседнюю! — И, приняв из его рук бутылку, едва не разбил и ее.
— Тебе не стоит сейчас пить. Лучше протрезвей, — посоветовала она, на всякий случай стараясь держаться подальше.
Но Семен уже остервенело ввинчивал штопор в пробку, не сняв верхнюю защитную оболочку. В бокал пролились первые темно-вишневые густые капли, так похожие на кровь. Телохранитель застыл, ожидая новых распоряжений, и она, пожав плечами, поднялась на третий этаж, в свою спальню.
В ушах оглушительно стучал пульс… или это были настенные часы, руки слегка дрожали, словно это она с неуемной жадностью осушала стакан за стаканом.
Сев на кровать, она изо всех сил сжала голову руками. Запах гари и крови, с тех самых пор находившиеся где-то на задворках ощущений, вдруг самовластно вырвался на свободу, а перед глазами поплыли кроваво-красные пятна. Палящее солнце, застланное черным дымом пожарищ, кровь на белых плащах, кровь, заполнившая водостоки, кровь, сочащаяся между камнями, вымостившими улицы города… Кровь и боль… Бесконечная круговерть, остановить которую невозможно.
Она закрыла глаза и сжала зубы, не чувствуя, как по подбородку течет тонкая струйка крови. Когда-нибудь должен настать час расплаты, когда- нибудь за всю боль и унижение должно воздаться… Так и произойдет, если Господь существует, если Он смотрит на землю хоть иногда, если Он не оглох от стонов и жалоб миллиардов мучеников, униженных, оплеванных… Если Господь существует, должна быть и справедливость…
Наверное, усталость и давно не находившие выплеска эмоции подкосили ее, и она, сама не замечая того, заснула.
А утром ее разбудил дикий визг.
Кричала приходящая горничная, обнаружившая в заблеванной гостиной нелепо скорчившегося на полу хозяина.
Ну что же, справедливость существовала.
Все дальнейшее напоминало ей картинки из цветного калейдоскопа. Вопросы полиции, врачи и бесконечная суета. Все, что нужно, она делала машинально, не задумываясь о том, что происходит.
— Где вы приобрели вино? — прорезался сквозь марево цветных пятен и непонятных звуков голос следователя.
— Я не помню… Семен покупал много вина и в Испании, и во Франции. Мы везде заходили в элитные магазины. Он разбирался в вине и хотел, чтобы у него было все самое лучшее… — Ее голос пресекся.
А в воздухе снова отчетливо пахло пожарищем. Этот запах преследовал теперь постоянно, прилепившись, словно вторая кожа.
За окном шел дождь, и она вдруг усомнилась, прекращался ли он хотя бы на час после их приезда?..
На похоронах к ней подошел Петр и, оглядев с ног до головы, иронично ухмыльнулся.
— Скорбишь, несчастная вдова? — спросил он ехидно.
— Наверняка не так сильно, как ты, — парировала она, сохраняя на лице свою обычную невозмутимость. — Теперь же все пойдет так, как ты хотел.
— Да ладно. — Бывший партнер мужа по-свойски приобнял ее за плечи. — Нам с тобой делить нечего. Как-нибудь поладим. И сними, наконец, с лица эту невозмутимую маску. Прямо не баба, а каменное изваяние.
Она не ответила — только осторожно высвободилась от его рук и ушла по залитой дождем… или темной кровью… дорожке.
А ночью плакала в подушку, проснувшись от уже знакомого кошмара, где она бежала по захваченному неприятелем городу — не покорившемуся, но утопленному в крови, сожженному и истерзанному…
Неужели она все-таки ошиблась?
Встав с кровати, она босиком, в одной короткой маечке и узких трусиках, спустилась на первый этаж. Все равно никого из посторонних в доме не было, обоих мордоворотов она рассчитала тут же после смерти их хозяина… Зажгла в библиотеке свет и отыскала на полке сборник мистических детективов, купленный как-то по случаю с целью скоротать дорогу.
Быстро пролистала страницы, боясь не найти то, что искала. Но нет, вот и стихотворение, размещенное прямо посреди одного рассказа:
