И снова Порча задела болезненную тему, но на этот раз мужчина не вспылил, а нашел в себе силы признаться:
– Мне не очень давалась некромантия. Отец об этом знал и поэтому, наверное, стал привечать Юлию.
– То есть ты не удержишь наследство?
– Нет, – едва слышно ответил Аскольд.
– А Юлия?
– Уже удержала.
– Но ты хочешь отомстить…
Это было так по-первородному: безудержно глупо и кроваво. Смерть ради гордыни, которую он называет справедливостью и которой прикрывает слабость. Бессмысленная бойня, а потом – еще одна. И еще. И запах крови на промозглых улицах смешается с острым привкусом соли. Город свихнется, но поскольку он зимой всегда немного не в себе, этого никто не заметит. А весной трупы лягут на дно, и довольный баал Тагар выгонит ослабевших некромантов на Московский проспект…
Но девушка Лена, которую в Отражении звали Порча, плевать хотела на лишения, готовые обрушиться на питерских любителей покопошиться в мертвечине. Поэтому она не стала говорить Аскольду то, о чем подумала, а усмехнулась:
– Ты платишь мне за то, чтобы я убивала.
И с независимым видом спрятала озябшие руки в карманы джинсов.
На Большую Конюшенную пришла осень, и после обеда ветер стал таким холодным, словно задул с кладбища.
Молодой Александер внимательно посмотрел на своего телохранителя и вдруг спросил:
– Почему ты согласилась пойти со мной?
– Если повезет и я отрежу Виктору голову, то обрету авторитет и смогу создать свой клан, – ответила Порча.
– А если не повезет, он отрежет голову тебе, – напомнил Аскольд.
– Разве когда-то было иначе?
И молодой Александер вдруг понял, что его слабость не в том, что он плохой некромант. А в том, что он предположил, будто «может быть иначе». Что игра может оказаться «не всерьез» и ему разрешат пересдать, или вернуться к сохраненной копии… А ему не разрешат. Не позволят. И он будет играть теми картами, которые у него есть, до конца, каким бы этот конец ни был.
Молодой Александер понял и с огромным трудом удержался от бегства.
Вместо этого он буркнул: «Нам пора», они сели в машину и направились на Вознесенский проспект, в известный ресторан, расположенный в центре, в таком месте, где схватка вызвала бы грандиозный скандал. Жители Отражения не любили демонстрировать свою суть публике, и столик в «Перкорсо» был некоторой гарантией того, что встреча пройдет мирно. Правда, татуированные руки Порчи, открывшиеся, когда она стянула и швырнула на диван кожаную куртку, вызвали сомнения у метрдотеля, но Аскольд шепнул: «Рок-звезда», и проблема была улажена.
Юлия приехала почти вовремя, в сопровождении невысокого, абсолютно лысого мужчины, одетого, как и хозяйка, во все черное. Порча определила в нем Поднятого, и когда Ромеро заказал себе лишь бокал негазированной воды, поняла, что не ошиблась. И внутренне подобралась, поскольку сражаться с Поднятыми удовольствие ниже среднего, они быстры, как волколаки, но при этом не чувствуют боли.
– Рада тебя видеть, Аскольд, – томно произнесла вдова Александер, усаживаясь.
– Неужели?
– Не веришь в мои добрые чувства?
– Отец верил, – угрюмо бросил Аскольд. – И что получилось?
– Он был счастлив до самой смерти, – мягко ответила Юлия, но отбрила, словно острейшим клинком.
«Один – ноль», – оценила про себя Порча.
– Давай не будем обсуждать гибель отца? – предложил Аскольд.
– Разве не за этим ты приехал?
– Я…
– Где ты был все это время?
– Учился.
– Могу я узнать, чему?
– Рисованию, – неожиданно рассмеялся Аскольд. – Хочешь, напишу твой портрет?
– Боюсь, это встанет мне слишком дорого.
– Хорошо, что ты боишься.
– Какой же ты еще малыш.
В ее устах это слово прозвучало гораздо мягче, чем в грубых репликах Тагара, но от того обиднее: в отличие от волколака, Юлия не насмехалась над
