Третий раз — последний, и четвёртого не будет.
…Был самый конец ночи, и тёмный зверь послушно уползал за горизонт; светлая полоска на востоке становилась всё ярче, но времени хватит — дорога знакома, остались вбитые в стену крючья. Он справится.
Знакомое окно. Так и не вставленный обратно железный прут, несмотря на данное Санди обещание. Нет-нет, я не буду сейчас о ней думать. Дело, то, ради чего я здесь.
В окнах застыла тьма, и это было хорошо. Если бы оттуда пробивался свет — вот тут Вениамин, наверное, повернул бы назад. Это бы означало — к его появлению готовы, его ждут.
Но нет — тьма и только тьма.
Он потратил некоторое время, закрепляясь на внешней стороне стены. Что бы ни обитало там, в старых аудиториях, оно явно не имело власти за пределами замурованного корпуса.
На сей раз Вениамин был и впрямь готов. В прошлую ночь он уже поднимался сюда, оставив снаружи два заплечных мешка со всем необходимым. Сегодня поднялся с ещё двумя.
Если так выйдет, что ему больше не суждено будет здесь оказаться, то, по крайней мере, он не останется с пустыми руками.
Он ещё помедлил какое-то время — густая тьма за окном казалось поверхностью тёмного моря, в которое предстоит занырнуть, не зная, насколько тут глубоко и есть ли вообще дно в пределах досягаемости.
Но надо. Охота — она пуще неволи.
Внутри было прохладно, темно и по-прежнему плавала пыль. Многолетний слой её, раз потревоженный, отчего-то никак не хотел оседать обратно.
Пусто и тихо. Пустая аудитория с мраморным столом посредине молчала.
Вениамин достал лампу, осторожно засветил. Он старался как можно меньше пользоваться магическими аксессуарами, только если уж совсем припрёт. Теперь, пока здешние хозяева — кем бы они ни были — не проснулись, ему требовалось выложить отпорный круг.
В «анатомичке» по-прежнему стоял промозглый холод: какая-то сила жадно высасывала последние крохи тепла из воздуха, точно каннибал — костный мозг из раздробленной сердцевины.
Круг. Первое дело — круг. Он вздохнул и распустил завязки на горловине мешка.
… Когда он, наконец, закончил — за спиной его протянулся отпорный круг. На самом деле даже не круг, а настоящая полоса из вычерченных на полу геометрических фигур и рун, аккуратно разложенных артефактов: пучки трав, потемневшие кости, поблёскивающие камни. Это, конечно, плохо. Это — следы, то, чего они с Алисандой всегда пытались всеми силами избегать.
Косясь на мраморный стол, Вениамин поспешно шагнул к полкам. Самым простым казалось выложить преграду на пороге, чтобы нечисть переступить не смогла; но кто знает, какие у неё пути-дорожки, нет ли каких дверок, как в той, второй аудитории, откуда они с Алисандой уносили ноги.
Из заплечного мешка Вениамин выудил хитроумное гномье устройство — небольшую циркулярную пилу, приводимую в движение тугой спиральной пружиной. Обычно такие вещи работали на энергии магнитодинамических кристаллов, но магии он как раз сейчас избегал.
Вз-з-з — зубья врезались в серый металл, посыпались искры. Громко, конечно, но что поделать, время сейчас важнее сохранения секретности. Он поднялся сюда раньше, чем в прошлые разы и небезосновательно надеялся, что странные звуки с высоты если кто и услышит — спишет на обычные «магопроцессы тёмного времени суток», какие частенько имели место в Академии.
Есть! Готово!
Вениамин поспешно вытащил перерезанный прут. Скорее, скорее, ещё скорее!
Ну должны же тут найтись хоть какие-то основополагающие, обобщающие труды! Всякая кафедра в Академии держала на полках не только самые передовые и последние работы, но и «классические монографии отцов-основателей». Здесь, само собой, была никакая не «таурмагистика», здесь, похоже, работали самые настоящие некромаги — и, более того, Вениамин знал, когда именно.
Профессор ди Фелипо скончался, будучи глубоким стариком, в собственной постели, окружённый скорбящими учениками и родственниками, ровно шестьдесят лет тому назад. Никаких указаний на то, что его «отправили на холод» или там хотя бы «экскоммуницировали» — совсем наоборот. Сразу же после смерти удостоили светостатуи на почётном месте, астромагию включили в программу…
Вениамин, конечно же, не мог утащить всё. Фолианты с дробящими мозг названиями типа «Кодификация воздействия Бросмана на управляемость нижних конечностей кадавров, полученных способом взрывного спаивания тканей, предварительно подвергнутых глубокому замораживанию» он оставлял на полках — ибо понятия не имел, ни что это за «воздействие Бросмана», ни что такое «спаивание тканей». Едва ли это относилось к принудительному потреблению оными тканями спиртных напитков.
Он прошёл по первому разу все полки, забывая о времени. За окном становилось всё светлее, когда Вениамин неожиданно для самого себя оказался лицом к лицу с той самой головой в банке.
Глаза затянуты бельмами, торчит уродливо выдающаяся вперёд полузвериная челюсть с внушительными клыками…
