Томаш придет и смахнет его пепел веником. Только и всего.
– Я мог бы не успеть, – произнес Эльдар. – И он бы умер на самом деле.
– Они, – уточнил Мамонтов. Ткнул Эльдара пальцем в грудь, и воздух в легких сразу же стал горячим и вязким. – Они. Где сейчас твоя ученица?
Эльдар пожал бы плечами, да сил не было. Силы утекали в лужу кровью, гноем и дождевой водой. Мамонтов неприятно усмехнулся, и Эльдар увидел, как во рту владыки мира сверкнул золотой зуб.
– Надо же, на семинаре. Ты тут, можно сказать, отправился спасать мир с саблей наголо, а она на семинаре, – Мамонтов сощурился, словно высматривал, что именно делает Лиза. – Фонетический закон редукции гласных, как интересно…
Эльдар закрыл глаза. Пальцы изувеченной руки дрогнули, пытаясь сжаться в кулак – Мамонтов заметил это и ухмыльнулся снова.
– А, так вот от чего тебе больно по-настоящему, – довольно произнес он. – От того, что любовь тоже сила, которую нельзя недооценивать. А ты знаешь, на кого девочка положила глаз? Сейчас вот сидит на семинаре и не про закон редукции гласных думает – а о том, как бы написать ему смс. И что именно написать. А ты тут живьем горишь, – рука Мамонтова небрежно похлопала Эльдара по животу и груди, оставляя огненные отпечатки. – Ну, не упрямься. Твое счастье, что ты мне нужен. Хоть кому-то в двух мирах. Потому что тот, на кого девочка положила глаз, не имеет ничего против.
Во тьме мелькали цветные картинки, и Эльдар выхватывал то одну, то другую – так гадатель ловит карты из рассыпанной по воздуху колоды и читает судьбу. Звезды Древа Болотного Господа проступали на дневном небе. Владыка в тяжелой мантии занес ржавый меч над головой умирающего рыцаря.
Что он там сказал? Что любовь тоже сила?
– Любви нет, – улыбнулся Эльдар окровавленными губами. – Нет и не нужно.
Он знал: занятый убийственной болтовней Мамонтов не видит того, что происходит за его спиной. Он знал: увлеченный пыткой и мучениями очередного терзаемого, владыка мира не замечает того, что сгибельник заносит руку.
– Потому что смерть не любит. А я и есть смерть.
И сгибельник нанес удар. А зверь, выросший за плечами рыцаря, бросился и сбил владыку с ног. Пласт земли дрогнул и пополз, словно оба мира хотели сбежать прочь, сорвавшись со своих орбит. На мгновение в прорехе среди исходящих ливнем туч мелькнули крылатые тени: посланники Болотного Господа летели отторгать души от тел.
Потом стало темно.
Когда Эльдар пришел в себя, то ливень уже закончился, солнце сметало ошметки туч с неба, и капли, срываясь с карниза заброшенного дома, звонко пели веселую незатейливую песенку. Ручей увлек остатки сгибельника – грязную мятую тряпку – в канаву и дальше, где Эльдар уже не видел его.
Рыцарь в расколотых доспехах лежал на земле и не шевелился. Снег на его окровавленном лице не таял. Зверь отступил от рыцаря и, опустившись на траву, свернулся в клубок, бормоча негромкие жалобы. В его груди, дымясь, чернела свежая рана, и зверь знал, что все кончено – и для него, и для владыки, который стал ворохом костей и веток после того, как зверь разорвал ему горло и хлебнул крови.
Корона уцелела, но в ней больше не было того ужаса, каким владелец наделял ее. Груда мусора, вот и всё; поднимаясь, Эльдар зацепил ее, и она рассыпалась. Мертвый Мамонтов – окровавленная неопрятная туша – лежал в грязи: сгибельник нанес удар одновременно со зверем, а такого – двойной атаки в двух мирах – владыка не выдержал. Эльдара качнуло, и он привалился к стене дома, чувствуя, как рот наполняется кровью.
Зверь скулил, тихо и жалобно. Вышедшая из-за деревьев Лали подошла подошла и, сев на землю, устроила огромную уродливую голову умирающего чудовища у себя на коленях.
– Я тебе песенку спою, – мягко сказала русалка. – И ты уснешь.
И она запела: мягко, негромко, поглаживая зверя по грязной клокастой шерсти. Зверь проворчал что-то неразборчивое и закрыл глаза. Вскоре он умер; тогда Лали смахнула неожиданную слезинку со щеки и ушла в лес, к ручью. Милостью Иисуса-на-болотах род чудовищ был истреблен окончательно, и два мира разошлись по своим путям.
Эльдар тоже это понял и вздохнул с облегчением. Теперь следовало прочесть несколько заклинаний, дающих дополнительные силы, но язык не ворочался, а перед глазами маячила серая завеса. Ее тяжелые крылья сомкнулись, и Эльдар погрузился во тьму.
И он не увидел, как в переулок, осторожно перепрыгивая через лужи, чтобы не замочить дорогую обувь, вошел Томаш. Уважительно цокая языком, чешский маг обошел труп Мамонтова, качая головой и приговаривая что-то неразборчивое. Затем подцепил одну из косточек, составлявшую корону, и осторожно убрал в карман. Лежащий у стены Эльдар заинтересовал европейского гостя в последнюю очередь: подойдя вплотную, Томаш навскидку оценил его состояние и полез в карман за телефоном.
– Скорая? – уточнил он, когда ему ответили. – Тут поножовщина, человека ранили. Кимовский переулок, пять. Да, во дворе. Приезжайте.
Мамонтов не солгал, когда говорил, что Лиза сидит на семинаре. Не солгал он и тогда, когда говорил про сообщение, которое она обдумывала. Он только умолчал о том, что с утра Лиза и Вера взяли такси и рванули к дому Эльдара.
Сидевший на воротах охранник, тот самый Миша Гулайтис, которого Лиза видела во сне полностью лишившимся рассудка, сообщил, что господин Поплавский ушел полчаса назад. Нет, куда именно отправился, не сказал. Нет, когда вернется, не сообщил. И вообще, он не имеет привычки докладываться. Нет, Эрик Сергеевич здесь вообще не живет и бывает только в гостях. Если есть вопросы, звоните на сотовый, а у него, Миши, и без того дел полно.
